Сделав книксен, я пролепетала:

– Добро пожаловать, ― назвать мать Эдуарда матушкой язык не повернулся.

Она величественно кивнула и проплыла в гостиную. За ней следом отправился мой муж, прошипев мне:

– Марш в комнату переодеваться.

Облегчённо вздохнув, я рванула проверять наличие письма в кармане платья. Я не думала, какое платье мне надеть, потому что теперь с появлением матушки Эдуарда в доме будет не продохнуть. Так, у меня оставалось время побыть одной, когда мужа нет дома. Счастливое время ушло.

Плотно закрыв дверь комнаты, я стала шарить по карманам платья. Даже посмотрела на дне шкафа. Письма не было. Я не могла его потерять или могла?

Потеря письма на болотах или по пути домой уже выглядела как спасение. Главное, чтобы оно потерялось не дома. Взяв наугад первое попавшееся платье, я начала переодеваться, чтобы не заставлять Эдуарда ждать. Натягивая платье через голову, я услышала:

– Не это искала?

Глава 14

От ужаса, что письмо нашли, я запуталась в платье и замерла полуобнажённая с вытянутыми руками. В голове туман, и я ничего не соображала. Даже не могла сообразить, кто мне это говорит. Голос мужской, но Эдуард же должен быть со своей матушкой.

– Не это, спрашиваю, искала? ― голос смутно знакомый, но где я его слышала, не могу вспомнить.

Никак не могу ничего поделать с платьем, и мужские руки, слегка касаясь спины и груди, помогают мне справиться с ним. От его нежных прикосновений я дёргаюсь и сжимаюсь. Сердце колотится как ненормальное. Страшно, очень страшно оттого, что может последовать за этим.

– Не бойся, я просто помог, ― даже его успокаивающий голос не даёт мне расслабиться.

– Ты кто? ― спрашиваю я, боясь повернуться.

Мне надо бежать, потому что Эдуард будет злиться, и не приведи боги, появится здесь.

– Короткая же у тебя память, как я погляжу, ― удивлённо произнёс мужчина. ― Повернись уже, я тебя не съем.

Медленно, как будто можно оттянуть время казни, я поворачиваюсь. Вальяжно развалившись в кресле, сидит Вейнард.

– Ты что здесь делаешь? ― заикаясь от страха, что его могут тут увидеть, спросила я. ― Как ты сюда попал?

– Слишком много вопросов и не одного по существу, ― вставая с кресла, произнёс он. ― Ты должна была спросить, откуда у меня письмо?

Он подходит вплотную и разворачивает меня как куклу. Ловко застёгивает платье, стараясь не касаться кожи. Его близость заставляет меня дрожать от страха. Я боюсь. Боюсь всего. Сказать, чтобы он отошёл, потому что мне неприятна его близость и того, как он отреагирует на мою просьбу.

Куда запропастилась Бонни? Я начала мелко дрожать от страха. Вдруг она сейчас приведёт сюда Эдварда и его матушку?

Он не отошёл, пока не застегнул последнюю пуговицу. Кожа, где он прикасался, покрывалась мурашками. Мне было люто страшно. Страшно, что сейчас окажусь на кровати с задранной юбкой. Я боялась даже дышать, чтобы не спровоцировать Вейнарда.

– Да, Фелис была права, сама ты ни за что не справишься, ― в его голосе не было осуждения, а скорее сочувствие.

Я удивлённо посмотрела на него, не ожидая такой реакции. Сочувствие ― слишком большая роскошь в доме Эдуарда Лобо. Мужчины не способны на это чувство. Они могут только брать, не спрашивая разрешения и не заботясь о последствиях.

– Ты забитая, запуганная курица, даже письмо умудрилась потерять, ― сказал он слишком мягко для мужчины.

Не сердился, не ругал, не ударил, а грустно улыбался. Я напряглась. После такого всегда следует наказание. За свою рассеянность надо платить. И где-то в глубине души я была рада, что письмо оказалось у него, а не у мужа.