— Я переживаю, Крис. Нанеки такая… хрупкая.

— Заткнись, Лиам. Без твоих мыслей тошно. Входи, юная госпожа, мы с нетерпением тебя ждем!

Поняв, что скрыться у меня не вышло, я появилась в проходе, стараясь не встречаться с мужчинами взглядом.

Туман и Эвердин сидели у высокого стола на высоких кованых стульях, которые им, с их исключительным ростом, были просто необходимы. Тот, что напугал меня до некрасивой истерики, стоял рядом. В его руках был деревянный салатник, доверху наполненный свежими овощами, заботливо нарезанными на маленькие ломтики.

— Нанеки, — прошептал он, отставил свою ношу и рухнул на колени, прижимаясь лбом к полу. — Простите меня! Я сожалею, что напугал вас, и прошу не сердиться! Приму любое наказание, которое вы сочтете нужным.

Заставляя меня втянуть голову в плечи, зеленоглазый мужчина продолжал лежать, склонившись передо мной в смиренной позе.

— Подымись. Она не планирует тебя наказывать, более того, сама хотела извиниться, пока ты не упал, — ворчливо сказал Эвердин, пересказывая мои мысли. — Поднимайся! Ты ее смущаешь.

Быстро, но с опаской поднявшись, мужчина смиренно отступил на несколько шагов назад, жестом приглашая меня за стол.

— Прошу, присаживайтесь, нанеки. Позвольте хотя бы ужином искупить свою вину.

— Я…

— Прошу, госпожа, — вновь недовольным тоном обратился ко мне Эвердин. — Присядь, а не то он сейчас пойдет кончать свою жизнь самоубийством от горя.

— Не надо!

— Тогда садись.

Демонстративно выдвинув стул рядом с собой, мужчина отвернулся, стараясь даже не смотреть в мою сторону.

Я почувствовала себя дикой ланью, которую боятся спугнуть случайным движением, но все же приблизилась и с трудом забралась на высокий стул, мысленно предупредив Эвердина, чтобы не смел мне помогать.

— Еще раз прошу меня простить, — глухо и не поднимая головы, произнес зеленоглазый и чуть ли не броском пододвинул ко мне тарелку. Тактично и издалека.

— Я не держу на вас зла и, как уже сказал Эвердин, сама хотела бы принести извинения.

— Не стоит, — холодно произнес мужчина, поставив на стол еще несколько блюд, которые, надо заметить, пахли так, что у меня прибавилось слюны во рту. — Это только моя вина. Я не знал о…

Резкая тишина заставила меня повернуться к Эвердину, чувствуя, как злость клокочущим варевом поднимается в голову, ослепляя.

Болтун! Трепло! Чтоб у тебя язык отсох!

Обратив внимание на мои проклятия, что молча сыпались на его темную голову, Эвердин удивленно поднял брови и повернулся.

— Ты думала, что я промолчу?

— Хотелось верить в то, что ты не станешь трепать языком, рассказывая всем о моих личных проблемах, — хрипя от злости, проговорила я, понимая, что губы снова дрожат.

— Госпожа, это не то, о чем я мог промолчать. Каждый живущий в этом доме должен зарубить себе на носу: я лично накажу любого, кто посмеет к тебе прикоснуться против твоей воли. Они должны знать, за что лишатся дома, и помнить о том, как мерзко поступили, наплевав на чувства своей госпожи.

Каждое его слово было пропитано таким количеством яда, что меня замутило. Черные глаза, в которых я так и не смогла разглядеть зрачок, смотрели на меня пристально, давяще и не оставляли другого выбора, кроме как воспринять их всерьез и принять тот факт, что это мне во благо.

— А теперь приступим, наконец, к ужину. Я очень голоден и устал так долго питаться несущественной ерундой.

— Так долго? — стараясь утаить нервозность в голосе, спросила я. — Вы были на Амарене всего сутки.

— И этого достаточно, чтобы устать от безвкусных салатов и пересоленного сушеного мяса.