– Нет, это что-то новенькое. Сами сочинили?

– Слышал где-то.

– Сказано в самую точку.

– По-моему, тоже. Еще?

– Благодарю.

– И я к вам присоединюсь. Сказать вам одну вещь?

– Валяйте.

Я дружественно подставил ухо. Три кубка славного напитка исполнили меня добрым расположением к хозяину дома. Не помню, чтобы я когда-нибудь раньше с первой встречи проникался к кому-нибудь такой симпатией. И поэтому, коль скоро ему пришла охота поделиться со мной своими заботами, – пожалуйста, я готов слушать, как хороший бармен давнего ценного клиента.

– Я потому упомянул «дни для наших душ суровых испытаний», что как раз с такими днями я сам сейчас столкнулся. Моя душа охвачена терзаниями, знаете ли. Еще портвейна?

– Благодарю. Оказывается, это хитрая штука, начнешь пить – и входишь во вкус. Так почему же твоя душа охвачена терзаниями, Эсмонд? Ты не возражаешь, чтобы я звал тебя Эсмондом?

– Мне самому так даже больше нравится. А я давай буду звать тебя Гасси.

Такое неожиданное предложение, естественно, поразило меня самым неприятным образом, так как, на мой вкус, из всех мыслимых имен хуже Гасси нет. Но я тут же спохватился и сообразил, что в роли, за которую я взялся, приходится испытывать наряду с радостями также и огорчения. Мы осушили стаканы, и Эсмонд Хаддок наполнил их снова. Королевское гостеприимство, я бы сказал.

– Эсмонд, – говорю, – я бы сказал, что ты по-королевски гостеприимный хозяин.

– Спасибо, Гасси, – отвечает он. – А ты по-королевски любезный гость. Но ты спрашиваешь, почему моя душа охвачена терзаниями? Я тебе отвечу, Гасси. Только сначала я должен сказать, что мне нравится твое лицо.

На это я заметил, что и мне его лицо тоже нравится.

– У тебя лицо честного человека, – продолжал он развивать свою мысль.

Я сказал, что у него тоже.

– Я с первого же взгляда понял, что такому лицу можно доверять. То есть ты внушаешь мне доверие.

– Ну, ясно.

– А то бы, в противном случае, я бы тебе нипочем не доверился, если ты меня понимаешь. Дело в том, что сказанное мною тебе не должно пойти дальше, Гасси.

– Ни на полшага, Эсмонд.

– Так вот. Причина, по которой моя душа охвачена терзаниями, состоит в том, что я всеми фибрами моего существа люблю одну девушку, а она дала мне отставку. У любого душу охватят терзания, разве нет?

– Еще бы.

– Ее имя… Но разумеется, называть имена я не буду.

– Конечно.

– Это не по-джентльменски.

– Ясное дело.

– Просто скажу, что ее зовут Кора Перебрайт, Кора Коротышка, как называют ее близкие. Ты, естественно, с ней не знаком. Помню, когда я упомянул, что ты приедешь сюда, она сказала, ссылаясь на общих знакомых, что ты – первостатейный обормот и, в сущности, псих ненормальный, хотя сама она тебя никогда в глаза не видала. Ты, правда, можешь знать ее по фильмам. В кино она известна под именем Коры Старр. Видел ее?

– А как же.

– Ангел во образе человека, ты не находишь?

– Без сомнения.

– Вот и я так думаю, Гасси. Я влюбился в нее задолго до того, как мы познакомились. Я часто ходил на фильмы с ее участием. И когда старик Перебрайт сказал как-то, что к нему приезжает племянница и будет вести его дом и что она из Голливуда, я спросил: «Вот как? Кто же это?» – а он ответил: «Кора Старр», – я едва на ногах устоял, Гасси, поверь.

– Верю, Эсмонд, конечно, верю. Продолжай же. Ты меня страшно заинтриговал.

– Вскоре она приехала. Старик Перебрайт нас познакомил. Взоры наши встретились.

– Ну, ясно.

– И не прошло и двух дней, как мы переговорили и пришли к общему мнению, что мы – родные души.

– Но потом она дала тебе от ворот поворот?