– Хоть кто-то любит, – добавляла она тогда, потому что, конечно, очень любви хотела, очень в любви нуждалась, только не в любви этого чужого ей человека.

В этой квартире она десяток раз заливала соседку, интеллигентную пожилую женщину, жившую этажом ниже, которая всегда в таких случаях появлялась – как укор совести, с лицом, на котором просто было написано:

– Ну сколько можно?!.

Но сантехник, вызванный еще в первый раз, сказал:

– Вашей вины тут нет, дом старый, трубы плохие, вы стиральную машину включаете – напор воды поднимается, и трубы текут, прямо в ее квартиру. Это ЖЭК виноват, с ним разбирайтесь…

Но где там – разбираться с ЖЭКом. Поэтому соседка и приходила к ней – с укором в глазах…

Она стояла, прислонившись спиной к перилам, не поднимаясь на поверхность, словно действительно попала в то время, в ту свою жизнь с теми событиями, переживаниями, поступками, чувствами и оставалась в ней, не в силах выйти. Или не желая выйти. Перед глазами проносились фрагменты этой разной жизни.

Она – по-детски влюбленная в своего мужа, счастливая оттого, что засыпает и просыпается на его плече.

Она – беременная, чувствующая себя большой, тяжелой и очень боящаяся родов, как чего-то страшного – ей даже снилось тогда, что она умирает, и она больше всего на свете хотела, чтобы случилось чудо и у нее просто вдруг появился бы ребенок – уже родившийся.

Она – с трудом волокущая детскую коляску на третий этаж этого дома, упрямо делающая это каждый раз после прогулки с дочкой. Она ни за что не хотела оставлять коляску в подъезде.

– Делать тебе нечего, – равнодушно говорил муж, – чего ее таскать все время, пусть под лестницей стоит…

Но даже сама мысль, что коляска будет стоять под лестницей, по которой целый день ходят люди, вызывала в душе Зои возмущение: сколько пыли они на коляску эту нежную – временный домик ее доченьки – натрясут?! Или вдруг какая кошка дворовая в коляску залезет, микробов оставит – как могла она такое допустить?! Вот и таскала эту коляску – на себе, злясь на мужа, на равнодушие его, на нежелание помочь в таком маленьком деле. Может, с того и началось их отдаление, отчуждение, приведшее потом к разводу…

Здесь, в этом доме, в этой квартире были быт и ревность, охлаждение и непонимание. Здесь были ссоры и обиды. И вера в лучшее, которая все таяла и таяла…

И сейчас, вспоминая это, подумала она, что весь тот период был одной веткой ее жизни – с событиями, отношениями, мыслями, чувствами того времени. С разными мелкими веточками – поступками, встречами… Со своим запахом, атмосферой…

И странно было осознавать, что все это – бывшее когда-то живым, наполненным переживаниями, бывшее когда-то ее жизнью – было и прошло. Исчезло, словно и не было ничего…

«Как же так?! Как то, что было жизнью, было тогда важными событиями, сейчас исчезло, словно их и не было, а на их место пришли другие люди, события, другие переживания? Как произошла эта смена, когда, оглянувшись назад, обнаруживаешь целый период – с людьми, отношениями, страстями, от которых и следа не осталось?» – думала она.

Думала – со слезами на глазах, словно жалея об ушедшем, хотя о большей части тех событий жалеть не надо было: не было в них ничего хорошего, кроме страданий, одиночества, непонимания – ни себя, ни жизни своей, ни людей, в ней находящихся.

И подумала, что ветки жизни могут быть яркими, полными радостных событий, встреч, надежд. А могут быть – печальными, тусклыми, мрачными. Ветка может быть цветущей, радостной – а потом может стать сухой, безжизненной. Так у нее и получилось тогда.