Если б не то, что Шарлей крепко схватил его за плечо, Рейневан непременно свалился бы с крыши.

– Это кто же, – спросил он холодно, – так тряхнул тебя? Вижу, твои вытаращенные глаза прилипли к деве со светлыми волосами. К той, за которой ухаживает юный фон Догна и какой-то польский Равич. Ты ее знаешь? Кто она такая?

– Николетта, – тихо сказал Рейневан. – Николетта Светловолосая.

План, казалось бы, гениальный по простоте и дерзости, не сработал, мероприятие провалилось по всему фронту. Шарлей это предвидел, но Рейневана удержать не удалось.

К тылам турнирной трибуны прилегали наспех сколоченные конструкции из столбов и лесов, обернутые полотном. Зрители – во всяком случае, те, что поблагороднее и с положением, – коротали там перерывы, занимая друг друга беседой, флиртуя и похваляясь одеждой. А также угощались блюдами и напитками. Слуги то и дело таскали туда бочки, бочонки и бочоночки, носили корзины. Идею прокрасться в кухню, смешаться со слугами, схватить корзину с булками и отправиться с нею к невесте Рейневан считал совершенно гениальной. Напрасно.

Ему удалось лишь добраться до тамбура, в котором складывали продукты и из которого потом уже их разносили пажи. Рейневан, последовательно реализуя свой план, поставил корзину, незаметно выскользнул из вереницы возвращающихся в кухню слуг и проскользнул под навес. Потом вытащил стилет, чтобы вырезать в обтягивающем конструкцию полотне наблюдательную дырку. И тут его схватили.

Обездвижили его несколько пар крепких рук, железная пятерня стиснула горло, вторая, не менее железная, вырвала стилет. Внутри набитого рыцарями навеса он оказался гораздо скорее, чем ожидал. Хоть и не совсем так, как рассчитывал.

Его сильно толкнули, он упал, прямо перед глазами увидел модные чижмы[308] с невероятно длинными носами. Такие чижмы называли poulaines, обувь, хоть и европейская, пришла вовсе не из Европы, а из Польши. Именно такой обувью славились на весь мир краковские сапожники. Рейневана дернули, он встал. Того, кто его рванул, он знал в лицо. Это был Тристрам Рахенау. Родственник Стерчей. Его сопровождали несколько Барутов с черными турами на лентнерах, тоже стерчевых родственников. Хуже попасть Рейневан не мог.

– Террорист, – представил его Тристрам Рахенау. – Тайный убийца, ваша светлость, князь. Рейнмар из Белявы.

Окружавшие князя грозно зашептались.

Князь Ян Зембицкий, видный, интересный сорокалетний мужчина, был одет в черный облегающий justaucorps[309], поверх которого он носил модно богатую, обшитую соболями бордовую hauppelande[310]. На шее у князя висела тяжелая золотая цепь, на голове был модный chaperon turban с опадающей на плечо лирипипой. Темные волосы князя Яна также были подстрижены по последним новейшим европейским образцам и модам – «под горшок» вокруг головы, на два пальца выше ушей, впереди челка, сзади выбриты по самый затылок. Обут князь был в красные краковские paulaines с модно длинными носами, те самые, которыми Рейневан только что любовался с уровня пола.

Князь, что Рейневан отметил, чувствуя болезненную спазму горла и диафрагмы, держал под руку Адель де Стерча в платье наимоднейшего цвета vert d’emeraude[311] со шлейфом, с разрезанными рукавами, свисающими до самой земли, с золотой сеточкой на волосах, со шнурком жемчугов на шее и соблазнительной грудью, выглядывающей из-под тесного корсета с заманчивым декольте. Бургундка поглядывала на Рейневана холодными как у змеи глазами.

Князь Ян взял двумя пальцами стилет Рейневана, поданный Тристрамом фон Рахенау, осмотрел его, потом поднял глаза.