Людским пометом вся была покрыта,
И пол и сан несчастного того
>136 От глаз был скрыт. Воскликнул он сердито:
«Зачем на мне ты взор остановил,
Когда твоим глазам вполне открыто
>139 Позорище других теней?» Спешил
Я отвечать: «О, кажется, в тебе я
Узнал того, кем некогда ты был.
>142 Не ты ль, Алессио Интерминеи
Из Лукки? Да, ты волоса носил
Сухие прежде, вид иной имея.
>145 Вот потому-то вдруг и обратил
Ты на себя теперь мое вниманье…»
Тогда со стоном он проговорил,
>148 За голову схватившись: «Истязанья
Я здесь терплю за льстивый свой язык:
Я в лести находил свое призванье…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пресыщены довольно наши взоры.
Песня девятнадцатая
Поэты подходят к вертепу, где находятся святотатцы. Они встречают папу Николая III, ожидающего Бонифация VIII и Климента V.
>4 Обманывать во имя произвола.
Готовые за деньги торговать
Религией и Божьей благодатью!
>7 Теперь для вас готова прозвучать,
Подобная ужасному проклятью,
Труба негодованья моего…
>10 Всех вас, живущих в адском третьем круге,
Щадить я не желаю никого».
Мы поднялись в волненье и испуге
>13 Над новою могилой и пришли
К скале одной, которая склонилась
Над пропастью, откуда кверху шли
>16 Миазмы… Правосудье! Совершилась
Казнь лютая над этим морем зла,
Так что земля и небо удивились.
>19 Я в ров взглянул: над ним висела мгла,
Внизу же ямы темные зияли,
В них каменные плиты и зола.
>22 Купели ямы те напоминали,
Купели, что у алтаря стоят,
Где дети христианство обретали.
>25 Одну купель немного лет назад
Разбил я сам невольно для спасенья
Тонувшего ребенка… Но хотят
>28 Иначе объяснять мое движенье{104};
Пускай, – меня не тронет клевета
И лживых толкователей сужденье.
>31 Осматривал я страшные места:
Из каждой ямы ноги вверх торчали,
До икр их не скрывалась нагота,
>34 Тела ж теней в тех ямах исчезали.
Пылали – видел я – подошвы ног,
И грешники от боли трепетали,
>37 И содрогались сильно так, что мог
Порваться ряд веревок, если б ими
Связали тело вдоль и поперек.
>40 Под язвами страдая огневыми,
Как залитые маслом на огне,
Пылали тени… С ужасом пред ними
>43 Я стал тогда, застыла кровь во мне.
«Учитель мой! – я наконец заметил. —
Кто этот грешник, бешеный вполне,
>46 Которого я в пламени приметил?
Он, кажется, страдает больше всех.
Его мой взгляд с особой болью встретил.
>49 О, за какой карается он грех?»
И отвечал учитель мой: «Желаешь
Когда ты знать причину казней тех,
>52 То, вниз спустившись, истину узнаешь —
Кто он такой и как его зовут».
А я ему: «Поэт, ты понимаешь,
>55 Что за тобою вслед и здесь и тут
Я следовать готов беспрекословно…
Твои труды – есть также и мой труд,
>58 Тебе я покоряюся любовно.
Я твой слуга, а ты мой властелин,
В которого я верю безусловно,
>61 Который даже может в миг один
Угадывать мои все помышленья.
Противиться тебе – мне нет причин».
>64 Чрез новую ограду в то мгновенье
Спустились мы в жилище новых мук,
Где раздавались стоны и хрипенье.
>67 Поэт не выпускал меня из рук,
Пока мы шли до ямы той ужасной,
Где грешник, испуская вопля звук,
>70 Метался телом всем. «О, ты, несчастный!
Кто б ни был ты, попавший в бездну зол
Вниз головой, истерзанный, безгласный,
>73 Поверженный, как в стену вбитый кол,
Скажи, кто ты, когда сказать возможно?»
И, как монах, который вдруг пришел
>76 На исповедь убийцы, что тревожно
Ждал смерти под засыпанной землей,
Так точно я склонился осторожно