– Хорошо.

Ваня уходит. Взмахиваю рукой ему вслед и медленно плетусь на выход. Когда слышу приближающиеся шаги, оборачиваюсь.

Токман резко подхватывает меня на руки, приподымает над полом и целует. Искорки удовольствия в моих глазах разлетаются на тысячи миль.

33. 33

Иван

– …мы, короче, с Пашкой решили сгонять до студенческого городка. В прошлом увале познакомились с классными девахами, забили встречу, ты с нами? – Жека вытаскивает из только что купленной пачки сигарету. По привычке оглядывается по сторонам, потому что на территории академии курение строго запрещено.

– У меня другие планы.

– Что? Твоя звонилка тебя отморозила окончательно?

– Рот прикрой. Как говорит капитан Рязанцев, откроешь, когда я скажу.

– Пах, вот скажи, что все эти отношения ему не к лицу. Злой он какой-то стал.

– Евгений, а не зависть ли в вас говорит? – Паша ржет, и мы втроем спускаемся в метро.

Башечкин тем временем что-то бурчит себе под нос.

По пути к Татке забегаю в цветочный ларек и покупаю букет тюльпанов.

Вообще, ее появление в академии ошарашило по полной. Не думал, что она решится на подобное. Снова ошибся, не угадал. Татка та еще загадка, и, что происходит в ее голове, понять достаточно сложно.

Правда, несмотря на всю свою злость, желание дать ей прочувствовать все то, что испытывал я сам в течение этих двух недель, пропало сразу, как только ее увидел.

Меня больше заботило то, что она здесь. Рядом. Стоит, хлопает глазами. Еще немного – и разревется.

Женские слезы – это отдельная тема для написания диссертации. Женские слезы и то, как на них реагируют мужчины. Я, к счастью, на это не раздражаюсь. Порыдала и порыдала. Добрее будет.

После этой пятнадцатиминутной встречи все словно закрутилось сначала. Каждодневные звонки по вечерам, разговоры до поздней ночи. Из-за одного из таких мне влепили наряд, когда застукали бодрствующим после отбоя.

Да и в увале я первым делом сорвался не домой, а к ней. Потому что соскучился. Потому что все эти многодневные разговоры без тактильного контакта совсем не то.

Мне хочется ее чувствовать. Трогать.

Набираю номер квартиры на домофоне и уже через три минуты захожу в приоткрытую дверь на лестничной клетке.

В нос ударяет легкий запах гари. Ждала, готовилась.

Губы сами расплываются в улыбке, хотя стоило бы сосредоточиться, чтобы не расстраивать юного кулинара. Разуваюсь.

Татка выглядывает в прихожую, после чего появляется из дверного проема уже полностью.

На ней короткая клетчатая красная юбка и белая футболка. На ногах причудливые тапки с заячьими ушами. Волосы немного взъерошены, но, честно, ей так даже лучше. И глаза… она не надела линзы.

Не знаю, что это за пунктик. Но меня бесит, когда она их вставляет. Раздражает просто.

– Это мне? – подкрадывается, спрятав руки за спиной.

– Здесь есть кто-то еще?

Отдаю букет, притягивая ее маленькую фигурку ближе. Ладонь скользит по спине чуть ниже, к пояснице.

Азарина клюет носом в цветочки, стряхивая свободной рукой снежинки с моих погон.

– Ты мокрый, – морщит нос.

Отстраняюсь, чтобы расстегнуть шинель и повесить в шкаф.

– Ванечка, ты такой красивый, – шепчет, привставая на носочки, снова оказываясь рядом. – Тебе очень идет форма.

– Есть такое поверье, что всем идет.

– Тебе лучше всех, – сгибает ножку в колене, отводя немного назад.

Татка отвечает на поцелуй. Улыбается, когда мы его разрываем. У нее глаза светятся, и это такой кайф. Не понимаю, почему я раньше никогда не чувствовал подобного. Видимо, для этого нужен особенный человек. Такой, как Азарина. Моя неземная девочка.