Через эти самые два дня я отправляюсь на квартиру Комаровой. Бывал там как-то пару раз с Серым.

Цель у меня одна – вытянуть Татку на разговор. Исходя из того, что сказал Серёга, она уже должна была вернуться.

Звоню в дверь, которую Сонька открывает почти сразу.

– Привет. Как ты попал в подъезд?

– Зашел вместе с какой-то теткой. Пригласишь?

Комарова мечется, но в квартиру пропускает. Стоит, спрятав руки за спину, и пялится.

– Тата съехала еще вчера, в подаренную квартиру. Сразу, как прилетела. Адрес пока не оставила.

Хоть где-то поступила правильно. Но все же я рассчитывал застать ее здесь.

– Если мне понадобится ее адрес, я найду.

Расстегиваю куртку и прохожу на кухню.

– Я ненадолго. Рассказывай.

– Что рассказывать?

– Что у твоей подружки за придурь?

– Ну, ты разве не знаешь Тату? Она решила, что вам все равно не по пути. У тебя учеба, серьезная профессия в будущем… А она хочет быть, – Комарова закатывает глаза, – сам знаешь, кем она хочет быть. И чтобы чего-то добиться, любовь ей не нужна. Потому что чувства – это помеха на пути к цели. Если что, я дословно.

– Только поэтому?

– Ага, чай будешь?

– Да.

Сонька гремит чашками, но в какой-то момент замирает и поворачивается ко мне лицом.

– Звонил?

– Третьи сутки звоню.

И это чистая правда. Три дня в коматозе. Сначала она просто сбрасывала, а теперь не удосуживается сделать даже это. Приходится слушать долгие гудки, понимая, что мне все равно никто не ответит.

Сегодня последний день дома. Завтра утром я должен быть в академии.

Знал, с самого начала знал, что вляпаюсь. Это уже не азарт, как я думал вначале. Это мания. Тотальное помешательство.

Честно говоря, я абсолютно не знаю, как действовать. К сожалению или к счастью, в моей жизни не было подобных ситуаций.

Не приходилось ни за кем бегать. А здесь, получается… приходится.

– Боже, моя Азарина точно с придурцой, – Комарова хмыкает и достает какие-то конфеты. – Перестань ей звонить.

– В смысле?

– В прямом. Пусть помучается. Вот увидишь, сама трезвонить начнет.

– Любишь ты подругу.

– Очень люблю. Поэтому и советую.

30. 30

– Курс, подъем!

Открываю глаза. На часах шесть ноль-ноль. За пять лет к этому привыкаешь. Вставать в такую рань.

Дальше все по распорядку. Зарядка и пробежка на пару километров. Какая на улице погода, особо значения не имеет. Дальше завтрак и занятия.

Набираю в ладони снега и растираю по лицу. Жарко капец.

Дневальный по курсу дает команду выстроиться в шеренгу, прежде чем пойти жрать, а на подходе к плацу виднеется круглая фигура капитана Рязанцева. Видимо, опять с женой поцапался, раз приперся сюда в такую рань. Сейчас ему только дай волю, он бы нам без проблем устроил марш-бросок километров на десять. Злой как черт после своих семейных драм. Но мужик хороший.

– Так, Синичкин, встать в строй, – капитан вливается в нашу тусовку, загоняя дневального в шеренгу.

Следующую команду отдает сам:

– Напра-ВО!

Взвод направляется в столовую строевым шагом.

Башечкин толкает меня в бок и устремляет взгляд в сторону, вытягивая шею.

– У перваков новая математичка. Видел?

Что интересно, неважно, какое высшее учебное заведение ты выбрал, но от логарифмов на первых курсах все равно никуда не денешься. Несмотря на то, что пошел ты в военку.

– Зачетная, – продолжает Жека.

– Башечкин! – капитан вклинивается в поток Женькиных мыслей. – Рот закрыть. Откроешь, когда я скажу. Взвод, вольно.

– Ничего особенного, – совсем ненадолго задерживаю взгляд на ее обтянутой юбкой заднице.

Что эта мадам делает здесь в такую рань, тоже загадка. Она преподает с начала этого года. Почти две недели в этих стенах, но уже каждый второй успел мне сообщить, что ей двадцать шесть лет.