Я не побежала следом, видя в оправданиях какое-то унижение, да и как объясняться, если у нас с ним ничего не было – был бы моим парнем, я бы не постеснялась. А все слова на фоне еще не обозначенной взаимной симпатии прозвучат глупо…

Тот вечер запомнился не утраченным Виталей, с которым больше романтических моментов не случалось, а знаменательным финалом, сродни салюту в конце праздника. Я все же выпила залпом стакан пива и залепила Стасу пощечину. Он ухватил меня за горло, но нас растащили и объявили вечеринку законченной – раз последняя вузовская заучка человеческий облик потеряла, то остальным уж точно пора баиньки.

Для меня навеки он стал мерзавцем, портящим другим жизнь хохмы ради. Я для него как была, так и продолжала оставаться высокомерной дочкой деканши, выскочкой из бедноты и способной похвастаться только дипломированной родословной. И это было только началом наших бурных отношений, а впереди ждал еще год в одном институте. Ярких эпизодов накопилось несколько, хотя я не путаюсь, когда расставляю их по степени отвратительности. После Стас Стрельцов уехал учиться за границу – я посчитала, что он просто проиграл в нашей войне. Вполне допускаю мысль, что его отец решил, что раз старший сын учился за границей, то и младшему не помешает, чем бы он в будущем ни собирался заниматься, а моя ненависть вовсе ни при чем. Без Стаса институт стал тише и спокойнее, а о баталиях я на старших курсах и думать забыла.

Ничего странного, что лучшую выпускницу факультета принял в свою фирму Борис Игнатьевич, работать на которого оказалось не только выгодно, но и по-человечески приятно. С Олегом Борисовичем, его старшим сыном, замом по финансам и нашим будущим директором, у меня тоже сложились уважительные и теплые отношения. И так все хорошо шло, что я забыла известную пословицу «В семье не без урода».

И вот стоит он передо мной. В моем же отделе. По возвращении зачем-то соблаговолил устроиться именно сюда, будто во всем мире ему больше места не нашлось. Стоит и смотрит, черт улыбчивый. Чует мое сердце и не подводит внимательный взгляд на хищный белозубый оскал, теперь Стас поднаторел, заматерел, но неприязни ко мне не растерял. Что ж, я тоже поднаторела и вполне способна превратить студенческие свистопляски в боевые действия другого масштаба.

Самый худший эпизод, произошедший на втором курсе, я никогда тщательно не осмысливала, хотя о беспринципности Стаса он свидетельствовал лучше всего остального. Странно ли, что до его отчаливания из института моя личная жизнь никак не складывалась? Я ему мстила с тем азартом, на который способна только дочь декана и круглая отличница, не рискующая отчислением…

Из ностальгии меня выдернул начальник отдела:

– Полина, сделай одолжение, чуть позже познакомь Станислава с нашими последними проектами. Борис Игнатьевич просил о полном погружении его сына в работу, а к тебе обращаюсь по одной причине: не знаю никого, кто так же аккуратно, тактично и спокойно справится с этой задачей. Не затруднит?

– Не затруднит, Евгений Михайлович.

Меня попросили бы, даже если бы мы со Стасом впервые виделись, а я самая молодая сотрудница отдела! Евгений Михайлович не раскидывается похвалами на ровном месте, под каждым его словом лежит ежедневное наблюдение и оценка результатов. Когда-нибудь он отправится на пенсию, понадобится новый руководитель, и – кто знает? – вспомнится ли тогда, что я самая молодая сотрудница отдела? Но я заметила, как воодушевленно недавно расспрашивал Стас Евгения Михайловича о семье и здоровье – они, вероятно, неплохо друг друга знали. Но сразу стало понятно, что вражина мой закадычный метит туда же, не просто же так вылизывает приличествующие места будущему пенсионеру. Но это не испугало – сына Борис Игнатьевич наверняка любит, но вряд ли до такой степени, чтобы доверять дело всей жизни избалованному отпрыску, а не лучшим по эффективности сотрудникам.