Время словно остановилось. И вот уже я гулко втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы. Пытаюсь открыть глаза, чтобы посмотреть на начальника укоризненным взглядом, но… Не могу! Пытаюсь, но никак не получается!

Открываю рот, чтобы высказать свое возмущение, но голоса нет. Лишь воздух оседает в легких и рвано вырывается наружу. Хочу пошевелиться, немедленно убрать его своевольную руку, которая мягко, но напористо гладит лоно поверх ткани, пробираясь к влажным складкам, но снова не могу! Даже ноги вместе свести не могу, будто тело мне не принадлежит!

Меня бросает в жар. Горячая волна прокатывается по венам, оседая тугим комком внизу живота. Ноги покалывает, и уже туфли кажутся неудобными, юбка – слишком тесной, а блузка – чересчур плотной. Дыхание становится порывистым, сухим, а я остро ощущаю, как чужие пальцы собирают ткань и без того миниатюрных трусиков и тянут ее вверх. Ткань впивается между складок, трется о самое чувствительное местечко, принося не боль, а нереальное возбуждение.

Хочется вскрикнуть, но не получается. Боже! Ведь мы же в самолете! Кто-нибудь может увидеть! Стюардесса! Она ведь время от времени ходит по салону! И пассажиры!

Страх быть увиденной, раскрытой, забрался в самую душу, вынуждая занервничать с новой силой. Адреналин прошивал тело насквозь. Да как же так?

Ткань отпустили. Вернули на место, ласково пригладив, но неугомонные пальцы и не думали останавливаться. Чувствовала дискомфорт от того, что белье намокло. Остро ощущала это и была уверена, начальник чувствовал тоже.

Подушечки его пальцев очертили край белья и решительно сдвинули его в сторону, чтобы мягко коснуться самой чувствительной точки. Весь мир вместе с этим самолетом перестал существовать, а длинные тонкие пальцы уже кружили по клитору, слегка надавливая.

Ощущение острого болезненного наслаждения прошивало нервы, разрасталось по телу колкими мурашками. Мышцы непроизвольно сжимались, а мне так не хватало того самого чувства наполненности. Словно картинка не целая, а мозаика никак не хочет складываться.

Начальник будто услышал мои мысли, прочел их как открытую книгу. Проворные пальцы скользнули по влажным складкам, погладили края рядом с входом…

Он играл.

Гладил чувствительное местечко, но не проникал, тогда как я изнывала от неконтролируемого желания и кусала губы. Если бы могла, то бессовестно двинулась бы пальцам навстречу, лишь бы ощутить, как они растягивают меня, как проникают, усиливая давление и доводя до самого пика…

Ну же! Что же ты тянешь?

Пальцы ворвались внутрь, словно по команде. Я даже краснеть уже не могла. Дико, до безумия хотела получить разрядку. Мышцы словно свело, закрутило в тугой узел, чья пульсация с каждым движением только нарастала. Скорость увеличивалась, а я металась по сидению, забыв обо всем. Были только я и его пальцы, сводящие с ума, доводящие до пика наслаждения, до золотистых вспышек в темноте сомкнутых век…

Я вскрикнула и широко распахнула веки. Фу-ух, это снова чертов сон. Глупость какая! Это и не могло быть правдой – невозможно забраться под юбку, которой попросту нет. Я сидела в джинсах, а руки Дмитрия Викторовича лежали на подлокотниках его кресла.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил он меня.

Случилось? Это он о чем?

– Вы вскрикнули. Я уже подумал, что здесь мышь.

Я улыбнулась, изо всех сил стараясь, чтобы улыбка не выглядела вымученной.

– Мышь в самолете? Да нет, приснилось просто… всякое. Кошмар.

– Есть такая примета: чтобы сон не сбылся, его надо рассказать, – заботливо сказал Дмитрий Викторович, явно не понимая, что этим самым заставил мои щеки вновь стать пунцовыми.