Свободные отношения предлагал. Вот дурак. Я совсем не с того начал.

Обычно наутро я всегда отвожу девушек домой или они уходят сами. Но с Лерой я не могу и помыслить так поступить.

Надо подумать, что делать и как себя вести дальше.

Собираю ее вещи с пола, кладу рядом. Достаю чистое полотенце и показываю, где душ.

– Я приготовлю завтрак, жду тебя на кухне через пятнадцать минут, – говорю, наклоняюсь и нежно целую.

Все это время Лера сидела не двигаясь, как ледяная статуя. После моего прикосновения она как будто оттаивает и теплеет. Снова на ее щеках появляется мой любимый румянец.

Спрашиваю неожиданно для себя и глажу ее волосы:

– Ты же не жалеешь об этой ночи?

Уверенно и быстро качает головой:

– Нет.

Затем тихо спрашивает:

– Ты, правда, не запомнил, что я тебе вчера говорила?

– Нет, малышка, мне в голову ударила…, – тут я чуть не вставил слово «любовь», но быстро опомнился и продолжил, – страсть.

Лера слегка улыбнулась. Видимо, она мне ещё что-то важное вчера сказала. Как я мог не запомнить?

Не знал, что можно опьянеть от секса и получить передоз от наслаждения.

Лера

Спрашивает меня, не жалею ли я о проведённой с ним ночи. Нет, никто и никогда не заставит меня о ней пожалеть. Я уже точно знаю, даже если наши отношения не перерастут во что-то серьёзное, если я выйду замуж за другого, я эту ночь буду вспоминать всю свою жизнь, втайне ото всех. Секрет, который навсегда сохраню в своём сердце.

Когда Богдан целовал меня везде и я была перед ним полностью обнаженной и беззащитной, я не могла контролировать то, что вылетает из моего рта. И выдала ему все свои секреты.

Я сказала ему, что он мой первый и единственный. И что люблю его.

Богдан не запомнил или не расслышал. Возможно, я кричала эти слова про себя или слишком тихо. Это хорошо, что он не расслышал…

Вряд ли он смог бы мне ответить тем же, а я не хочу портить то, что между нами сейчас есть. Пусть это называется «свободными отношениями», я на все согласна, лишь бы быть рядом с ним. Так долго, как это только возможно. Он вчера мне сказал «Ты ещё не знаешь, от чего отказываешься».

Теперь я знаю. И он прав, теперь я от него отказаться сама не смогу. Наши отношения продлятся столько, сколько он захочет. Пожалуйста, пусть это будет как можно дольше…

После душа на меня нападает игривое настроение (или счастливое, не знаю). Вместо того чтобы надеть свою одежду, я заглядываю в шкаф Богдана, достаю оттуда белоснежную рубашку. Может быть, даже ту, в которой он был при первой нашей встрече. Надеваю ее на голое тело и иду на кухню.

– Надеюсь, ты любишь яичницу? – говорит Богдан и поворачивается в мою сторону.

Когда видит меня, замирает на месте. Ставит тарелки на стол, подходит ко мне, поднимает и сажает на стол. Гладит по волосам, говорит:

– Я так никому не разрешаю делать, но тебе очень идёт, – прикасается к моему носу и смотрит на губы.

Щеки неистово пылают, неудивительно: я сижу на столе, напротив меня мужчина, от которого я схожу с ума. Я притягиваю его к себе и целую. Ни с кем я так не делала. Богдан быстро отвечает на поцелуй, его руки начинают блуждать по моему телу. Он на миг отстраняется и спрашивает, тяжело дыша:

– Зачем ты меня соблазняешь, нельзя… Должно все зажить.

Смущаюсь, но все-таки произношу вслух:

– У меня ничего не болит, я хочу ещё.

И это почти правда. Больно было, может быть, только секунду. И то, потому что я испугалась незнакомых ощущений. То секунда. Она не сравнится с целым часом сильного острого наслаждения.

Чёрные глаза Богдана загораются игривым огоньком. Он снимает с меня рубашку и берет прямо на кухонном столе, там, где мы собирались завтракать. Яичница, которую Богдан приготовил для нас, падает вниз, тарелка разбивается. Наверное, от тряски стола. Но мы совсем не расстраиваемся. Я теперь питаюсь не пищей, а прикосновениями и ласками Богдана. Чувствую такой вулкан и взрыв удовольствия, что, кажется, этого достаточно, чтобы насытиться на год. Но нет. Потом мы принимаем вместе душ. Я смотрю на обнаженное тело босса: рельефные мышцы на животе, выпирающие вены на руках. К горлу подступает желание: хочу, чтобы он снова гладил мое тело, сжимал и целовал. Хочу принадлежать только ему.