И принимаюсь смешивать альгинат для снятия слепков.

Моя новая... черт побери, ученица тем временем произносит:

– А почему бы и не отправиться? Зачем терять время? Соберите корзинку, зазовите парочку подруг и отправляйтесь на природу прямо сегодня.

Фрау Кёниг расплывается в широкой улыбке:

– Считаете меня не посчитают выжившей из ума старой кошелкой? За окном все-таки сентябрь. Время пикников давно прошло...

– Ерунда, – возражает ей девушка. – Жить никогда не поздно. Просто сделайте это, договорились?

Моя пациентка завороженно кивает, и я спешу вернуть ее с небес на землю:

– Откройте рот, пожалуйста, – произношу довольно строгим голосом.

Она послушно исполняет мою просьбу, и я приступаю к своей работе. Беру оттискную ложку с альдегидом и вдавливаю верхние зубы фрау Кёниг в вязкую массу... Тут главное все сделать правильно, и я, максимально сосредоточившись на процессе, радуюсь повисшей в комнате тишине. Наконец-то...

– Сейчас будет немного неприятно.

Аккуратно вынимаю получившийся слепок наружу, и моя пациентка тут же произносит (глядит она при этом только на мою новую помощницу):

– Ах, если бы все наши желания, милочка, было бы также легко исполнить, как мечту о небольшом пикничке на озере...

И взгляд такой несчастный-пренесчастный, почти страдальческий. Даже любопытно становится... Вопреки всяческим убеждениям о том, что вступать с пациентами в задушевные беседы – верх «стоматологического» непрофессионализма.

И пока я продолжаю приготовлять материал для снятия второго слепка – что в принципе, является обязанностью моей новой помощницы – девушка с улыбкой феи-крестной осведомляется:

– Что у вас на сердце? Расскажите.

Присаживается на краешек стоматологического кресла подле фрау Кёниг и кладет руку на ее сцепленные перед собой руки.

Та протяжно вздыхает и признается:

– Я совершенно не могу спать, милочка. Соседский кот ночи напролет скребется за стеной моей спальни... Это просто невыносимо.

– Вы говорили об этом с соседями? – осведомляется сердобольная девица в мини юбке.

И фрау Кёниг говорит:

– Они утверждают, что никакого кота там нет. Что скрестись там абсолютно некому... Но я-то знаю, что слышу. Скреб-скреб, всю ночь напролет! – И с тихим осуждением: – А у них огромный мей-кун. Частенько прогуливается во дворе... Вот он, должно быть, и скребется за стеной. Не знаю, что и делать, деточка, – они меня и слышать не хотят. Считают выжившей из ума старухой!

У меня все готово для второго слепка, однако я так и застываю с оттискной ложкой в руках, когда слышу следующее:

– А давайте я поговорю с вашими соседями. Объясню им всю ситуацию еще раз, возможно, меня они послушают лучше. Как вы на это смотрите?

Одуванчиковоподобная голова фрау Кёниг в один момент отрывается от спинки лечебного кресла и буквально расцветает буйной улыбкой. Никогда не видел ничего подобного...

– Вы в самом деле сделаете это? – спрашивает она с явным недоверием в голосе. – Поговорите с ними насчет их кота?

И Элла Вальц пожимает плечами.

– Конечно. Почему бы и нет!

И прежде, чем пожилая леди затискает мою работницу до смерти, произношу:

– Откройте рот, пожалуйста.

А сам так и прожигаю болтливую девицу недовольным взглядом: что вы себе вообще позволяете, так и читается по моим сведенным на переносице бровям и плотно сжатым губам.

Мало того, что она вступает в пространные разговоры с пациентами на стоматологическом кресле, так еще одевается не по дресс-коду. Где, в конце концов, ее белые брюки? Или наша футболка длиной до половины бедра кажется ей достаточным одеянием на рабочем месте?!