Я начал читать вслух, чтобы Боре веселей работалось:

– Тридцать пять, девятнадцать…

– И телефонный справочник разорвал, – вздохнул Боря с сожалением. – Неужели тебе настолько сильно не хочется идти в школу?

– У меня на неё аллергия! – заявил я и дальше читать вслух не стал.

– Как это – аллергия на школу? – удивился Боря.

– Так же, как и на апельсины и стоматологов. Никакой разницы, – пробурчал я и уткнулся носом в прохладную, слегка пыльную стенку.

Так лежать было неудобно, поэтому я уткнулся носом в пол. Тот не возмущался – стены дома были заняты тем, что перешёптывались друг с другом, передавая дальше текущую обстановку. Их совсем не удивляло, что двое мальчишек безобразничают – они привыкли ко многому. Да и вообще, сообщения стен домов всегда были краткими и напоминали рацию – вроде тех, что используются в такси.

– Три килограмма апельсинов только что поступило в двадцать пятую квартиру, – процитировал я одно сообщение, потому что к слову пришлось.

– Ленке привалило целых три килограмма даров от братьев наших цитрусовых? – присвистнул Боря. – Надо будет в гости зайти. А ты откуда знаешь?

– Я сквозь стены вижу, – соврал я.

– Врёшь! – догадался Боря.

– Вру, – признался я.

Это помогло Боре задать высокоинтеллектуальный вопрос:

– А почему ты так уверенно говоришь об аллергии, если ты и человеком-то никогда не был?

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу, – неинтеллектуально передразнил его я.

– Да ну тебя, – решил Боря. – Я есть пошёл.

И потопал на кухню. Когда запах разогреваемого завтрака добрался до моего прижатого к полу носа, я не выдержал и пошёл следом.

Как только я оказался на пороге кухни, Боря сказал странным голосом:

– Т-так!

– Как? – искренне поинтересовался я.

– Не перебивай меня, когда я с младшими разговариваю!

И повторил своё «так», после чего поставил ультиматум:

– Или получаешь еду, но идёшь в школу, или не питаешься, но остаёшься дома. Выбирай!

При этом он так сильно размахивал кухонным ножом, что мой голод победил.

А если победил мой голод, значит, победил и я! Не так уж плохо всё складывалось. К тому же я умудрился выпросить у Бори за это целое желание. То есть я когда-то что-то попрошу, а он обязательно сделает. Я даже удивился – надо же, Боря с такой лёгкостью подписал свой практически смертный приговор!

– И что делать с этой бумажкой? – спросил в тон моим мыслям Боря.

– С какой бумажкой? – очнулся я.

– Да с запиской, – помахал Боря исписанным клочком бумаги. – Ода моей мамы в твою честь.

– Ну-ка, напой?

– Уважаемая Нина Аркадьевна!

– Эээ, стоп! – перебил его я. – Это совсем не мне ода. Или тебе кажется, что я похож на какую-то Нину Аркадьевну?

– Нина Аркадьевна напоминает мне не тебя, а мою классную руководительницу, – объяснил Боря. – Собственно, это она и есть.

– А при чём тут я? – спросил я недоуменно. – И это нечестно по отношению к Нине Аркадьевне.

– Ты же не дослушал! – сказал Боря. – Это такое вступление. А о тебе там будет дальше.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – сказал я ему, и, выхватив листочек, убежал в комнату, где спокойно дочитал посвящённое якобы мне произведение.

К сожалению, его содержание особой оригинальностью не отличалось: