А ведь это картина на завтра, и есть уже репсовое масло, из которого добывают очень дешевое дизельное топливо с помощью некоторых устройств, и есть газ метан, который разлагают на углерод и водород, а последний поступает в реактор, где, соединившись с кислородом, получается. движение вперед.

А еще есть такая штука, как солнечные батареи – чего-то они пока дорогие очень, но и это преодолимо.

А есть еще опилки, в прошлом растущие по берегам Темзы, которые распадаются на газ и не газ.

И реакторы для биогаза есть, чтоб, значит, не все отходы со свиноферм в реки сбрасывать.

И ветряки давно имеются – наземные и подводные.

А на ниагарах можно поставить небольшие, незаметные для глаз вертушки, и они свет будут давать.

А прибой на Амазонке, когда река поворачивает и идет вспять – вот где мегаватты-то!

И уже можно заглубить один провод в землю (спросите у президента Буша), а другой оставить на поверхности и – о чудо! – ты полностью автономен, ты независим ни от кого, у тебя есть электричество, и в доме твоем отапливаются не только полы.

А насчет «линейных волн» я не зря обмолвился. Звонили уже мне из Грузии, именно из того места, где встречаются воды Арагвы и Куры, и где из-за горы и ныне видит пешеход столбы обрушенных ворот.

Так вот, звонили и говорили:

– Саша! Приезжай! Мы испытания проводим! Швейцарцы уже приехали! У нас пока получается пять киловатт! Из ничего! Но готовим установку на сто пятьдесят киловатт!

Слышите? Готовят. И ведь приготовят.

Так что самое время тянуть трубы, а народ самое время собрать, и чтоб они подтвердили, что не зря мы трубы-то эти несчастные всюду тянем.

Ведь безопасность, она же что на самом-то деле должна нам всем гарантировать?

Она должна гарантировать не только добычу и поставку, а и то, что у нас все нами добытое купят.

КУПЯ-АААТ!!!

По возрастающей цене.

* * *

Законы человеческие и законы совести разнятся. Совесть говорит с человеком внятными словами. Она говорит: «Ты не прав! Так нельзя! Ты поступил гнусно!»

Там нет второго толкования. Там нет такого: «Если ты это сделал, то, можно сказать, что ты поступил нехорошо». Там есть только: «Ты поступил гнусно!» – и никак иначе. Таков язык совести. Он прямолинеен.

* * *

А в законах человеческих всегда есть и второе толкование, и двадцать второе. И это не с семнадцатого года, как утверждает Коля, это издалека, иначе бы поговорка «Закон, что дышло» родилась бы после двадцатого года, а она появилась на свет значительно раньше.

Совесть говорит с нами на очень простом языке. Там короткая фраза, и эту фразу нельзя переиначить.

Совесть нельзя, а закон можно.

* * *

В законе нет конкретности, поэтому мир блатной превалирует над миром закона. Ведь если прокурор где-то заказывает, например, песню, то он заказывает «Мурку».

Или «Владимирский централ» – вот настоящая прокурорская песня.

Почему же он не заказывает песню про «мгновения»? «Мгновения, мгновения, мгновения!»

Потому что вор в тюрьме отсидел и отстрадал. И это конкретно. Сидел – страдал.

А прокурор не получил это от жизни. Он не оценен. Нет у него подтверждения тому, что он отстрадал.

То же самое происходит и с законом. Нет в законе того, что он, закон, прав. Нет однозначного толкования.

* * *

О литературных жанрах? Меньше всего я понимаю в литературных жанрах. Коля считает, что тот жанр, к которому я прибегаю сейчас, довольно странный, и, в сущности, он только недавно появился. Например, книга «Люди, лодки, море» ни к рассказам, ни к повестям, ни к романам отнести нельзя.

Может быть, это эпистолярный жанр. Это письма в одну сторону. Тут вроде бы собраны те письма, которые отправляю я. Придумано все, конечно, от начала и до конца.