– Не надо, – выдавил из себя агонизирующий. – Бесполезно… Я… умру… Но я хочу… отомстить за себя… Слушайте.
– Слушаю, – отозвался Рагастен. Волосы у шевалье встали дыбом.
– Граф Альма… Предупредите его… Предупредите его дочь… Он хочет ее похитить… Этого нельзя допустить…
– Кто такой граф Альма?.. Кто такая его дочь?
– Его дочь… Беатриче… Примавера!..
– Вы сказали, – также хрипло и тревожно заговорил Рагастен, – вы сказали, что он хочет ее похитить… Кто это?
– Тот, кто только что убил меня… Мой…
В этот момент лицо незнакомца исказилось в смертельной судороге… Он весь напрягся… Его руки соскользнули с каменной ступеньки, и тело рухнуло в воду. А миг спустя незнакомец исчез в темных волнах.
Рагастен выпрямился, его глаза сверлили густую темень. Но тщетно!
Тогда он вернулся в комнату и вытер лицо, покрывшееся холодным потом.
– О! – глухо проговорил он. – Какая-то ужасная тайна, какую я не смогу рзгадать!… Ее зовут Беатриче… Она – дочь графа Альмы… И кто-то хочет ее похитить… Но кто?… Кто?…
И в это время на башне Святого Петра ударил колокол.
– Полночь, – встрепенулся потрясенный шевалье.
И он выскользнул наружу, направившись к Веселому дворцу, где поджидал его могучий покровитель: Чезаре Борджиа.
IV. Римские ночи
Незадолго до того момента, когда шевалье де Рагастен преобразился в портного и занялся преобразованием своего камзола, дабы придать ему чуть лучший вид, Чезаре Борджиа проник в Веселый дворец в сопровождении четырех молодых людей. Чезаре и его эскорт быстро миновали великолепные салоны, где были собраны сокровища итальянского искусства. Они подошли к позолоченной бронзовой двери, охранявшейся двумя нубийцами – черными, как ночь, немыми, как мертвая тишина.
Чезаре дал знак. Один из нубийцев нажал на круглую ручку, и дверь растворилась.
…Далее был коридор, ведущий в тайную часть дворца.
Как только Чезаре и его спутники ступили за порог, дверь бесшумно закрылась Они оказались в некоем своеобразном вестибюле с высокими яшмовыми стенами. Напротив бронзовой двери находилась дверь из розового дерева, инкрустированная тонкой серебряной ковкой. На этот раз дверь охраняли две женщины: две абсолютно голые женщины скульптурной красоты. Они сидели, или скорее полулежали на пышных подушках. И эта дверь бесшумно открылась по приказанию Чезаре. Все еще в сопровождении эскорта он вошел в комнату меньшего размера, но обставленную с куда более изысканным и тонким шиком.
В комнате едва слышалась нежная музыка, в которой преобладали гармоничные аккорды флейты, виолы и гитары. Она доносилась как бы таинственными порывами, смешиваясь с женскими голосами, воспевавшими славу и любовь.
В комнате не было другой мебели, кроме поставца и огромного стола, но в изобилии разбросанные тут и там широкие, бархатистые подушки, толстые, украшенные вышивкой ковры приглашали отдохнуть. Накрытый стол привлекал блюдами, стоившими целые состояния. В них ждали гостей замороженные фрукты, варенья из экзотических ягод, пирожные, рецепты изготовления которых знала одна Лукреция; она сама их делала в своем дворце…
Несколько мужчин уже заняли места вокруг стола. Они не сидели, а полулежали по моде древних римлян на неких подобиях ложа. Среди них находилась только одна женщина. Это была хозяйка дворца, Цирцея этой волшебной пещеры, величайшая чародейка, правившая чувствами мужчин, сестра Чезаре, дочь папы – Лукреция Борджиа!
– Как вы поздно, братец!
– Простите нас, дорогая Лукреция, – ответил Чезаре. – Эти господа вместе со мной вернулись только вечером после долгой прогулки по Флорентийской дороге…