– И что этот человек делал на крыльце? – спросил Дмитриев.

– Да вроде как потоптался на крыльце, да и пошел обратно. Мне показалось, что он никого не застал в такую рань.

– А пакет с мусором? Вы видели, чтобы он положил пакет с мусором на крыльцо?

– Пакет я, конечно, увидела, когда проходила мимо. Я еще хотела его поднять, а потом подумала: вот еще! Но, конечно, я не видела, чтобы этот человек клал пакет. Ну вы сами посудите, если бы я увидела, что молодой человек едет в такую даль, чтобы выбросить мусор, я бы очень удивилась!

– Но вы не все время его видели? Когда он подошел к двери банка, вы еще находились за углом?

– Да, я даже удивилась, что он так недалеко ушел. Я бы в его годы ой куда убежала, пока такая старуха дошла до угла.

– А что было дальше?

– Он сошел с крыльца и пошел обратно. Он прошел мимо меня, и я придержала Боречку.

– А его сумка, – спросил Тихомиров, – как он нес сумку, – так же, как и туда?

Старушка поглядела на него удивленно.

– А вы знаете, – сказала она, – вы правы! Он туда нес эту сумку, словно в ней были перепелиные яйца, а обратно он ее тащил, как кота за хвост.

– Вы могли бы описать этого молодого человека?

– О да, на улице было уже светло. Это был высокий молодой человек, лет тридцати, худой и в синих джинсах. У него был очень неприятный взгляд: глаза бегали, как мыши. Знаете, я никогда не доверяю людям с таким взглядом. Зимой я переходила сугроб… Сергей вытащил из нагрудного кармана отксеренные листы и спросил:

– Лидия Михайловна, его нет среди этих людей?

Старушка долго изучала снимки.

– Есть, – сказала она, – вот этот.

И ткнула пальцем в снимок наглого белобрысого парня со странно выпученными глазами и шеей, изогнутой на манер носика чайника.

– Вы уверены, – переспросил Сергей.

– Я была учительницей пения в школе, – оскорбилась старушка. Вы знаете, что такое учительница пения? Это учительница, которая ведет уроки во всех классах школы, а у нас их было А, Б, и В, и она ведет эти уроки один раз в неделю. Я называла по имени всех моих учеников. Мои коллеги это подтвердят.

– Но даже учеников вы видели несколько раз. А здесь – один раз, еще на рассвете.

– Я его не один раз видела, – сказал старушка. – Я его прекрасно запомнила, когда он ударил Боречку!

– Ударил Боречку? Где, когда?

– Месяц назад. Он стоял со своими товарищами в скверике, и, кажется, пил. Боречка подбежал к нему, и этот молодой человек его просто ударил! А остальные загоготали!

– А среди этих снимков нет фотографий этих остальных?

Старушка склонилась над карточками.

– Вот эта, – сказала она, – и эта. И эта.

Третье фото, на которое указала старушка, было фото Валерия Нестеренко.

– Скажите, – спросил Сергей, – а машину его вы могли бы описать?

Старушка покачала головой.

– Нет, – объяснила она, – вы понимаете, у нас в школе учились дети, а не машины. Это была красивая машина, цвета кофе с молоком.

– А номер вы случайно не помните?

– Нет, – сказала старушка, – номер я не помню. Я пришла и записала его на бумажке, а Боречка взял эту бумажку и съел.

По углам маленького проходного дворика еще лежал снег, молодой разбитной дворник гнал метлой талую воду в канализационный люк, и вечереющий воздух дышал близкой весной.

– Странная история, – сказал Сергей, поплотнее запахивая куртку. – Хитрый, осторожный бандит посылает взорвать офис своего друга – ленивого джентльмена, который ставит заграничную машину за углом! Мало того, – он выбирает джентльмена, которого видели и знают в этом районе! Совсем не как на Пятницкой… – Бандиты глупеют от безнаказанности, – сказал Дмитриев. – К тому же он полагал, что расследованием будет заниматься сам. Чего напрягаться-то?