– Потому что Бак нам небезразличен. – Слезы Тейт проглотила, но говорила с трудом. – Как и ты.

– Вы нас совсем не знаете. – Он смотрел на нее отчужденно, враждебно. – Вы явились сюда поразвлечься охотой за сокровищами да погреться на солнышке. И вам повезло. Вы и представить себе не можете, что значит работать до одури месяц за месяцем, год за годом и ничего не находить. Умереть, так ничего и не найдя.

– Бак не умрет, – прошептала Тейт.

– Он уже мертв. – Ярость утихла, и глаза Мэта погасли, словно выключился свет. – Он умер в ту секунду, когда оттолкнул меня. Проклятый идиот оттолкнул меня.

«Я должен был погибнуть, не Бак», – звенело в ушах Мэта, усугубляя чувство вины.

– Он оттолкнул меня и загородил собой. О чем он думал, черт побери? О чем ты думала? – Беспомощный гнев снова заклубился в нем, разрывая внутренности. – Ты что, ни черта не соображаешь? Когда акула чувствует кровь, она бросается на что угодно. И нам повезло, что еще дюжина не явилась подкормиться. О чем ты думала, идиотка?

– О тебе. И я, и Бак думали о тебе. Не знаю, смогла бы я жить, если бы с тобой что-то случилось. Я люблю тебя.

Мэтью ошеломленно уставился на нее. Никто еще за всю его жизнь не говорил ему этих слов.

– Ну и дура.

– Возможно. – Тейт закусила дрожащие губы. – Но и ты не лучше. Ты думал, что Бак умер, но не оставил его. Мог сбежать, но не сбежал. Почему ты не бросился к яхте, Мэтью?

Он только затряс головой, а когда Тейт шагнула к нему и обняла, беспомощно уткнулся лицом в ее волосы.

– Все будет хорошо, – прошептала она, гладя его вздрагивающие плечи. – Все будет хорошо. Только не отталкивай меня.

– Я приношу несчастье.

– Глупости. Ты просто встревожен и измучен. Пойдем. Будем ждать все вместе.

Они ждали, погрузившись в то странное оцепенение, какое часто охватывает здоровых людей в больницах. Вокруг двигались люди, бесшумно ступали по плиткам резиновые подошвы тапочек медсестер. Пахло кофе, антисептиком и безнадежностью. Иногда в приемную доносился легкий шелест открывающихся и закрывающихся дверей лифта. Потом добавилась дробь дождя по оконным стеклам.

Тейт задремала, положив голову на плечо Мэтью… и проснулась, как только его тело напряглось, инстинктивно схватив его за руку.

Появился врач – совсем молодой чернокожий мужчина с усталыми морщинками вокруг глаз и рта.

– Мистер Лэситер… – Голос прозвучал мелодично, как вечерний дождь.

– Да. – Мэтью вскочил, приготовившись к худшему.

– Я доктор Фардж. Ваш дядя выдержал операцию. Пожалуйста, сядьте.

– Что значит – выдержал?

– Он пережил операцию. – Фардж присел на край журнального столика, подождал, пока Мэтью опустится на стул. – Он в критическом состоянии, так как потерял много крови. Если бы вы привезли его сюда на десять минут позже, у него бы не было шансов. Однако у вашего дяди крепкий организм, и мы настроены оптимистично.

– Вы хотите сказать, что он будет жить?

– С каждым часом его шансы увеличиваются.

– И каковы эти шансы?

Фардж внимательно взглянул на юношу и решил, что в данном случае необходима честность.

– Примерно сорок из ста пережить ночь. Если он доживет до утра, то прогноз будет более благоприятным. Конечно, когда он окрепнет, потребуется дальнейшее лечение. Я могу порекомендовать вам несколько специалистов, хорошо проявивших себя в лечении пациентов с ампутированными конечностями.

– Он в сознании? – тихо спросила Мариан.

– Нет. Еще некоторое время мы подержим его в послеоперационной палате, затем переведем в отделение интенсивной терапии. Не думаю, что он очнется раньше чем через несколько часов. Оставьте на сестринском посту свой телефон. В случае необходимости мы с вами свяжемся.