– Здравствуй, Валюсик, – говорит ей Ваня.

– Здравствуй, Ванечка, – отвечает Недоделова и спрашивает: – Откуда же ты такой красивый?

– Из тюрьмы, – признается Иван. – Видишь, как тюрьма людей перевоспитывает. Раньше-то я плохим был, дрался, но теперь понял, что так нельзя, надо ближних любить, а особенно свою жену, то есть тебя, Валюсик.

И чувствует Валентина Петровна, как сердце ее при этих словах начинает биться сильно-сильно и даже вроде бы перемещается куда-то в район желудка. А удары становятся все сильнее и сильнее, и вот уже совсем невмочь становится терпеть эту боль…

Недоделова застонала во сне и открыла глаза. Однако удары не прекратились, мало того, где-то рядом послышались приглушенные ругательства. Валентина Петровна уселась на матрасе, огляделась и только теперь поняла, что являлось причиной ее боли. Видимо, пока она спала, муж проснулся и решил выйти из комнаты, но не тут-то было. Дверь оказалась снаружи чем-то намертво придавленной. Ваня, никак не ожидавший такого подвоха в собственном доме, начал злиться и решил толкать дверь до тех пор, пока она не поддастся. А так как дверь оказалась придавленной Валентиной Петровной, то все удары достались бедной женщине. Естественно, все свои действия Недоделов сопровождал ругательствами и призывами на помощь собственной супруги.

Валентина Петровна поднялась на ноги, отодвинула свою импровизированную постель в сторону и, приложив губы к дверной щели, прокричала:

– Чего буянишь, вредитель проклятый?!

– Открывай дверь, извергиня! – в тон супруге заорал Иван. – Иначе убью!

– Тогда не открою, – категорически отказалась подчиняться женщина. – А чего тебе надо-то, что ты так из комнаты выйти хочешь?

– Смерти твоей.

– Чего нет, того нет, – отрезала Недоделова. – А значит, придется тебе до утра запертым посидеть.

В комнате на некоторое время наступила тишина, лишь изредка нарушаемая недовольным бормотанием супруга. Затем раздались шаркающие шаги.

– Ты чего там ходишь, а? – не выдержала напряжения Валентина Петровна.

– Думаю, – откликнулся муж.

– Ха, думает он, – усмехнулась коварная супруга. – Да тебе и думать-то нечем, потому что у тебя вместо головы мочалка проспиртованная.

– Вот ею и думаю, – ничуть не обиделся Недоделов.

– А о чем?

– О том, что я с тобой сделаю, когда отсюда выберусь. Может, я тебя зарежу, а может, в погребе сгною.

– Ага, разбежался, держи карман шире, – не сдавалась Валентина Петровна.

– А я сейчас возьму и в окно вылезу, – пригрозил супруг.

– Вот Пупсик обрадуется, я его как раз на ночь с цепи спустила, – откликнулась жена.

Иван Иванович выглянул в окно и увидел, что под ним действительно сидит Пупсик. Недоделов пса жутко не любил, впрочем, эта антипатия была взаимной. Каждый раз, выходя во двор, хозяин дома так и норовил зарядить Пупсику сапогом в живот, а пес в ответ на это всегда рычал и скалил свои огромные желтые клыки, как будто предостерегая: «Вот когда-нибудь доберусь я до тебя, тогда поищут твои кости». Нет, что ни говори, а лезть через окно – не самый удачный способ выбраться из подстроенной женой ловушки. И тогда Иван Иванович решил пойти на хитрость и кардинально изменить тактику поведения.

– Валюшенька, я кушать хочу, – прогнусавил он.

– Нормальные люди по ночам спят, а не кушают, – возразила супруга.

– Я и в туалет хочу, – не сдавался пленник.

– Потерпишь, – продолжала измываться над мужем Валентина Петровна.

– Слушай, а если я пообещаю тебя не трогать, тогда выпустишь? – решился на последний шаг Недоделов.

– Знаю я твои обещания, я тебя выпущу, а ты до утра меня по двору гонять будешь, – не поверила женщина.