Долго Вильгельм мучался. С ложечки его кормили, одевали и на горшок водили…

Вдруг раздался скрип и послышались шаги по коридору и речь на шиматском языке. Мать тут же притихла и придвинулась к стене. Ребенка она спрятала за спину, что-то прошептав ему на ухо.

– Если ты не будешь молоть языком, то никто не узнает!

– Десять плетей! – возмутился второй солдат. – Ты с ума сошел?

– Заткнись! Понял? Просто заткнись и помалкивай! Вот и весь секрет! Или ты решил меня сдать?

– Ты за кого меня держишь? А? Я про нее говорю! А если она нас сдаст?

– Ты идиот? Откуда она шиматский знать может? Да и кому она расскажет? Личу?

– Ну… А вдруг?

– Прекрати нести ерунду!

– Слушай, мне просто страшно…

– Мне в первый раз тоже было не по себе, но… Брось. Ты думаешь, я просто так в караул в тюрьму прошусь?

Щелкнул засов и в камеру вошли двое солдат.

– Какую? – спросил один из них. – Их тут две… или та под одеялом мужчина?

– Откуда в империи мужчины? Только выродки с яйцами, да и те достались по случайности. – хохотнул другой. – Здесь две женщины. Только ту – не трожь. Мурано за нее предупреждал, чтобы следили.

Один из незнакомцев шагнул внутрь камеры и направился к матери, старательно прячущей ребенка.

– Есть хочешь? – спросил солдат и протянул ей горбушку хлеба.

Женщина с опаской взглянула на хлеб, потом на солдата и протянула руку к хлебу. Тот в свою очередь начал оттягивать хлеб к себе, чтобы приманить женщину, словно испуганную собаку.

Мать ребенка, понимая, что с ней играют, рывком выдернула хлеб. Солдат ту же ухватил ее за волосы и решительно дернул к себе. Та, успела только сунуть хлеб ребенку в руки. Уже через секунду солдат выволакивал ее из камеры.

– Резвая сучка, – расхохотался второй, закрывший дверь сразу после того, как женщина оказалась в коридоре.

Вскрики женщины и звуки пощечин и глухих ударов становились все тише. Пленницу утаскивали все дальше по коридору.

Мальчик с перепуганными глазами и горбушкой засохшего хлеба продолжал сидеть на сене. Несколько минут он просто боялся двинуться, но затем все же встал и тихо подошел к Левитании.

Та лежала на боку в позе эмбриона и, не мигая, смотрела на стену. Мальчик протянул руку с хлебом ей, но та даже не посмотрела на него. Тогда он приподнял руку девушки и лег рядом с, прижавшись к ее животу своей спиной. При этом он впился зубами в хлеб и откусывая небольшие кусочки, принялся его медленно пережевывать.

– Мама говорит, что скоро за нами придет ведьма «Черного цветка», она всегда помогала простым людям, – начал шептать он, продолжая жевать хлеб. – Она убивает только королей и злых вельмож, за то, что они никогда не думают о других. За их жадность и ложь…

На лице девушки не дрогнул ни один мускул, словно она не живая и ее тут нет.

– А еще мама говорит, что ведьма выгонит Шимат с наших земель и мы снова будем жить, как прежде. Мама говорила, что папку не зарубили и он убежал и обещал вернуться, когда ведьма выгонит пришлых…

Несмотря на каменное лицо, в глазах Левитании появилась влага. Она скопилась до такой степени, что собралась в каплю и упала на соломенную подстилку. Та, под воздействием силы девушки тут же позеленела и уже после третьей слезинки пустила ростки, и на ней появились цветы. Медленно, словно неохотно, но мальчишка не мог не заметить как у него под носом распускаются соцветия местных трав.

– Что это? – прошептал ребенок и присел, разглядывая, как перед ним шевелится трава. – Как это…

Тут он наконец заметил, что девушка плачет.

– Это ты? Ты это делаешь? – прошептал он и, оглянувшись по сторонам, уже уверенно заявил. – Это ты! Твои слезы!