Итак, Иалит и ее невестка тихонько выскользнули наружу. Когда огромный красный диск дня поднялся над белым песком, а звезды потускнели и песня их стихла, жуки-скарабеи, в темное время спящие под песком, заспешили к свету. На краю оазиса обезьяны запрыгали по деревьям, захлопали в ладоши и заверещали от радости, завидев солнце. Следом заголосили петухи, и в пустыне львы издали утренний рев, прежде чем удалиться в пещеры от дневной жары и залечь спать. Иалит и Оливему объединяло безмолвное и радостное ощущение общности.

Теперь же, в теплом и шумном шатре, Оливема кивнула Иалит, подзывая ее к себе:

– Ты ела?

Иалит покачала головой:

– Нет. Ну, то есть я собиралась поесть с дедушкой, но я позабыла про еду, потому что там оказался чудной молодой…

Тут их перебил Хам, лежащий на груде шкур. Он окликнул Оливему:

– Оли, у меня болит голова. Ты мне нужна.

– Пусть Ана растирает тебе голову! – отрезала Оливема. – Она твоя жена!

– Ее касание не такое, как твое.

И верно, считалось, что прикосновение пальцев Оливемы целительно.

Но Оливема не смягчилась:

– Не хочешь, чтобы болела голова, – не ешь и не пей лишнего!

Она отвернулась, подошла к горшку, наполнила миску тушеным мясом и вручила ее Иалит. Мамонт оставил Матреду и ткнулся в колени Иалит.

– Нет, Села! – строго сказала Иалит. – Ты знаешь, что я не дам тебе больше еды! Ты и так уже толстая! – Она ловко выловила из миски мясо и овощи и съела их, потом выпила бульон. Было очень вкусно, и Иалит поняла, как сильно проголодалась.

Рядом вздохнула Оливема.

– Что такое? – спросила девушка.

Мамонт перешел к старшей из подруг, и та почесала серую голову.

– Я сегодня утром ходила по городу, покупала провизию. Из купален вышел нефилим, весь благоухающий маслом и благовониями, и преградил мне путь.

– И?.. – поторопила ее Иалит.

– Он сказал, что я одна из них. Из их дочерей.

Иалит посмотрела на мать, потом снова на Оливему. Подумала про Иблиса и его великолепные пурпурные крылья.

– Так ли это ужасно?

– Это нелепо. Я люблю своих родителей. Люблю отца.

Иалит никогда не видела родителей Оливемы. Как бы она сама чувствовала себя, если бы кто-то заявил, что ее отец на самом деле ей не отец? Но теперь, когда Матреда заронила в ее сознание эту мысль, нетрудно было поверить, что Оливема произошла от нефилима. У нее был дар целительства – в этом Хам был прав. Голос ее, когда она пела, был прекрасен, как у птички. Она видела то, чего не видел никто другой.

Но ведь она, седьмой ребенок своих родителей, тоже отличается от остальных, напомнила себе Иалит. И она хорошо знала, кто ее родители, и знала, что они были разочарованы, получив четвертую дочь вместо четвертого сына.

– Ты слышала, я сказала, что Махла обручилась с нефилимом? – спросила она у Оливемы.

– Ага, слышала. Махла любит красивые вещи. Жены нефилимов живут в домах из камня и глины, а не в шатрах. Я уверена, Махла очень гордится тем, что выбрали ее.

– А что ты об этом думаешь? – спросила Иалит.

– Точно не знаю. Я толком не понимаю, как отношусь к нефилимам. Особенно если… – Оливема умолкла, не договорив.

– А к серафимам? – спросила Иалит.

– И насчет них я тоже толком не понимаю.

И Оливема заткнула уши, потому что Хам завопил.

У него был очень сильный для такого некрупного мужчины голос.

– Села, иди сюда! Раз Оливема не хочет помогать, мне нужен единорог!

– Ты же знаешь, что единорог не сможет подойти к тебе! – раздраженно бросила Ана.

– Ему и не надо подходить, – буркнул Хам. – Они могут посветить с любого расстояния. А мне только их свет и нужен.

– Тебе столько всего нужно!.. – пробормотала Ана.