– Ещё и острите. Ну, заходите. Дешёвых эффектов больше не будет.

Вдруг стало светло. За приоткрытой дверью в углу горела нормальная лампочка, ватт на триста. Действительно, бомбоубежище. Комната большая, даже скорее – зал. На стенах учебные плакаты и схемы противоатомной тематики, два стола, скамейки вдоль стен, несколько нормальных стульев у столов. В меру тепло, совсем не сыро, но пахнет всё равно как в подземелье, специфический такой запах.

Во главе стола мужчина в армейском камуфляже старого образца, возрастом прилично за пятьдесят, но крепкий, подтянутый, сухощавый. Лицо, как сразу определил Фёст, соответствует строевому полковнику с богатым жизненным опытом, не карьеристу и не сволочи, такие вещи Ляхов сразу просекал. Ещё на собственной службе научился, а потом в школе Александра Ивановича значительно усовершенствовался.

Кроме «полковника» в комнате было ещё шесть человек, среди них, к радости Людмилы, её вчерашние сопровождающие, Григорий и Эдуард.

Мизансцена закончилась, все как-то сразу облегчённо задвигались, начали доставать сигареты. До этого не курили, чтобы гости раньше времени не забеспокоились, издалека учуяв табачный дым.

Фёст с Вяземской сели напротив «полковника», Борис Иванович отошёл в сторонку. Его задача, похоже, на сегодня выполнена.

– Теперь будем знакомиться, Вадим Петрович. Полковник, вы, значит, «Герой России». С этого места – поподробнее, пожалуйста.

– С кем имею честь? Или – удовольствие беседовать? – осведомился Ляхов, тоже доставая сигарету из портсигара. Достал, прикурил, положил блок рядом, под левую руку.

– Резонно. Сергей Саввич, Хворостов, тоже полковник. В отставке. В былое время – начальник разведотдела штаба КДВО. Сейчас – директор ЧОП «Хайратон»[16].

– На Серышева[17], на третьем этаже сидели? – спросил Ляхов.

– Грамотный вопрос. Нет, не на Серышева, на Уссурийском бульваре. Так?

– Очень может быть, я не в курсе, просто пару раз бывал в тех местах, вот и спросил. А «Хайратон» – вы сами придумали?

– Уточните смысл вопроса…

– Да тоже из чистого любопытства. Слышал от старших товарищей такую песню: «Как хочется скорей дойти до Хайратона, где сразу за рекой закончится война…» Выходит, ваша контора – рубеж между войной и миром? Между победой и поражением. Рубикон – Хайратон. Созвучно даже. Вы это подразумевали?

– Вадим Петрович, вы умнее даже, чем я со слов Бориса Ивановича представлял. Ну и зачем же мы потребовались «Чёрной метке»? Поделитесь?

– Насчёт «умнее» вы, пожалуй, слегка преувеличиваете, – с усмешкой ответил Фёст. Вопрос о своём «геройстве» он деликатно обошёл. – Не из того смыслового ряда термин. Сообразительнее – это пожалуй. Не ожидали вы от такого, по вашим воззрениям, «салаги» знания реалий, имевших место чуть ли не до его рождения, умения соотносить факты и делать из них нестандартные, по меркам даже и образованных людей, выводы. Так правильнее будет.

– Ну, и избытком скромности вы тоже не страдаете.

– Сам себя не похвалишь, и сидишь, как оплёванный… Так вы не ответили на мой основной вопрос. Про Хайратон…

– А вам зачем? – удивился Хворостов.

– Хочу отчётливее представлять, с кем дело имею…

– Я, вы знаете, тоже.

Фёст замолчал, затянулся «Кэмелом», внимательно глядя, как быстро укорачивается сигарета. Словно бикфордов шнур. Отчего он и полюбил имперские папиросы. Те – как «наган». Нажмёшь – выстрелит, не нажмёшь – не выстрелит. То есть сгорают они только по воле курильщика, а если тот не затягивается, переходят в «стендбай». Ждут спокойно и не гаснут при этом. Надо не забыть в следующий раз достать из кармана коробку «Корниловских», ещё немного