Да нет, он не мог. Он же любит маму…

— Так, дети, — тётя Таня косится на наши сплетённые в замок пальцы. Клим ещё крепче сжимает мою руку. — Сашенька, ты же не будешь против пожить у нас некоторое время?

— З-зачем? — удивлённо моргнув, перевожу взгляд с тёти Тани на маму и обратно.

— Саш, нам с папой придётся уехать на какое-то время. Насколько, точно не могу тебе сказать. И я попросила Татьяну за тобой присмотреть. Ты у меня взрослая и самостоятельная девочка, но мне так будет спокойнее. За деньги не переживай. А добираться отсюда на учёбу ты спокойно сможешь на такси.

— Да брось. У меня муж и два пацана на машинах. Что, мы её до университета не довезём? — возражает тётя Таня. — Сашенька, на втором этаже есть свободная спальня. Думаю, тебе там будет уютно. Да и мне девчонка в компанию лишней не станет. Знаешь, как иногда эти мужики достают, — пытается шутить мама Клима.

А мы с ним молчим. Я пока не знаю, как это комментировать. Мне всё ещё не озвучили причину такого неожиданного решения, принятого у меня за спиной.

— Папа тоже решил? — решаю спросить.

— Да, детка, — судорожно вздыхает мама. — Это в большей степени его решение. Выдёргивать тебя из привычной жизни мы не хотим, оставлять тут совсем одну тоже.

— Понятно. И куда вы уезжаете, можно узнать? Или это великая тайна, до которой я ещё не доросла? — обиженно поджимаю губы.

— В Израиль. Там есть очень хорошая клиника, где мне ещё могут помочь. Только там сказали, что у меня есть шанс жить, Саш, — по щекам мамы вновь текут слёзы, а у меня подгибаются колени.

Если бы Клим не поймал, я бы упала. Он крепко прижимает меня к себе и ведёт к креслу. Усаживает, сам устраивается прямо на полу у моих ног и опять ловит пальцы.

— Папа почти не бывал дома в последнее время, решая все срочные вопросы и организовывая себе возможность работать из любой точки мира, — рассказывает мама. — Так что не злись на него. Ладно?

— Я сейчас злюсь на тебя, — смотрю ей в глаза. — Почему ты мне не сказала? Почему?! Я же не ребёнок давно! Что с тобой происходит?!

— Саш, мы сами узнали полтора месяца назад, — устало вздыхает мама. — Проходили обследования, подтверждали диагноз и искали клиники здесь, но нас перенаправили в клинику в Израиль.

— Онкология, да? — мой голос садится.

— Да, малышка. Что-то сложное, — медленно прикрывает веки. — Ты же знаешь этих врачей. Они изъясняются такими терминами, что на приём с собой нужно брать энциклопедию. А я пока… — глубоко вдыхает мама. — Была в шоке, папа разбирался.

— Мам… — сползаю с кресла и сажусь у неё в ногах. Кладу голову на колени. — Ма-ма, — реву, никого не стесняясь. Она гладит меня по волосам дрожащими пальцами.

— Всё будет хорошо, Саш, — шепчет самый родной в мире человек. — Мне обещали помочь. Я не сдамся, слышишь? Я буду бороться и обязательно к тебе вернусь.

— Можно мне с тобой? — поднимаю на неё совершенно растерянный взгляд. — Пожалуйста. Я хочу быть рядом.

— Нет, дочь. Мне так будет легче. Я хочу, чтобы твоя жизнь здесь двигалась в прежнем ритме. Учись, гуляй с друзьями. Восемнадцать — это прекрасный возраст, чтобы дружить, влюбляться, ошибаться. Не должна моя болезнь этому мешать. Я себе никогда этого не прощу. Мы будем на связи. Буду тебе звонить, и папа обязательно тоже. И ты сможешь звонить нам. Будешь всё-всё мне рассказывать. Я уезжаю спокойная. Вон у тебя какая защита здесь, — она даже смеётся, а я не могу.

У мамы был шок, теперь он добрался до меня. Я жмусь к её ногам как маленький котёнок, которого вот-вот бросят, и никак не могу поверить в услышанное. В голове плодится множество страшных мыслей, которые начинаются с: «А вдруг…».