Я против. Поэтому быстренько концерт без заявок заканчиваю.

– Ой, тётушка, у меня очередь на кассе подошла. Не могу больше разговаривать. Люблю целую, обнимаю. Увидимся на банкете. И не переживай, я платье купила. Буду блистать, – оттарабаниваю на одном вдохе и сбрасываю звонок.

Фух! Шумно выдыхаю. Справилась!

Поворачиваюсь к пофыркивающему братишке и важно заявляю:

– Делай что хочешь, Платонов, но чтобы этот картаво-усатый подполковник на твоей помолвке был. Ясно?

Грожу пальцем.

– Не можешь предотвратить безобразие, возглавь его? – раскусывает он мой план без всяких усилий.

Киваю.

– Именно.

– Ириш, а ничего, что Олисов моей мамой ни разу не интересовался? – приподнимает бровь.

– А это уже не наша головная боль, – растягиваю губы в улыбке. – Это уже проблема Олисова…

Переглядываемся и снова смеемся.

– Попал мужик…

– Не то слово. Теперь ему легче сдаться…

И, как назло, именно в этот момент экран моего телефона вспыхивает. Раздается громкая мелодия.

– Не понял… это что еще за «Пастух гарема» тебе звонит? – подозрительно уточняет брат, прочитав надпись на экране.

Упс!

***

– Ир-ра! Не строй из себя загадочную деву в образе, не прокатит! – рычит братишка, пока я терзаюсь в извечных раздумьях: «Быть или не быть!»

Хотя, какое «не быть»?

Платонов знает меня как облупленную. Даже в очень сильном негодовании я людей редко оскорбляю надписями, но уж если берусь…

– Боюсь, тебе не понравится…

– А давай я сам буду это решать, – перебивает.

– Ладно.

Взмахиваю руками, задирая ладошки вверх.

Лучше расколоться самой, чем дотошный замначальника угро воспользуется служебным положением.

– Помнишь я к тебе в управление пару недель назад забегала?

– Перед отъездом?

– Верно.

– Помню. Радовала «жопой», связанной как раз с Савранскими.

– Точно, – щелкаю пальцами, – молодец! А еще я рассказывала про одного шейха-прилипалу… помнишь?

Щурится недобро.

– Ты же говорила, что он – просто занудный хлыщ, но безобидный… Ир-ра…

Ух, бедный руль. Боюсь, если Платонов сожмет еще чуть сильнее, не только кожаная оплетка лопнет, но и сам обод треснет.

– Ну-у-у, да… таким Аль Мади и был… Я так считала. Подумаешь, постоянно о себе напоминает подарками – цветами, конфетами, фруктами. Не он первый, не он последний… Отмахаюсь.

– Постой-ка, колье и серьги – это его щедрый презент?

Сережа с ходу припоминает драгоценности, легко складывая «два» плюс «два».

Стоит ли удивляться? Следак – всегда следак, и его не переделать.

– Ага. Его.

– Ты же их вернула, – не вопрос, утверждение.

Вот за это братишку и обожаю. Он не просто доверяет моим словам, он в меня верит. В мои принципы.

– Естественно вернула.

– Ладно. Тогда, что изменилось?

Вопрос на миллион.

– Этот… хитрожопый пастух… – стараюсь тщательно подбирать выражения, но получается плохо, – уверился, что я идеально вписываюсь в стадо других его племенных овец, и придумал ход конём – решил повлиять на моё категоричное «нет» посредством моего алчного начальства.

– Че-го?

– Он Сидоровым подкинул лакомый кусочек – предложил вести кое-какие его дела за повышенный процент. Но с условием моего непосредственного участия… двадцать четыре на семь. В любом городе. В любой стране. Когда ему «зачешется». Мальчики-зайчики, как понимаешь, не стали отказываться.

– А не ох-хренели ли они там все вместе разом? – единственное, что Платонов выдает четко.

Остальной русский матерный буровит себе под нос. Из печатного разбираю лишь обещания поотрывать тупым членистоногим руки, головы и остальные явно лишние запчасти.

Затем тянется к сигаретам и, опустив стекло, прикуривает. Делает несколько затяжек подряд, шумно выдыхает и душевно выплевывает: