Цыкаю.

– Уль, не ищи знаки там, где их нет. Лучше давай размышлять здраво, – прищурившись, окидываю парковую зону. Привычно отмечаю троих телохранителей, которые неизменно охраняют Савранскую, и интересуюсь. – У вас заключен брачный контракт?

– Д-да.

Так. Уже что-то.

– И что в нем написано по поводу измен? Штрафы? Пени? Неустойки?

Уля хмурится, беззвучно дергает губами, потом фыркает:

– Ир, не поверишь, я не знаю. Не вникала. Что Егор давал, то и подписывала. Не глядя. Я ж замуж за него выходила, а не за деньги и статус.

Верю. Ей верю, хотя привыкла опираться лишь на проверенные факты. Но тут другое. Ульянка – реально не охотница. Про кого и можно говорить, что вот она – девочка-девочка, так это точно про нее.

Милая, нежная, открытая, доверчивая.

Черт! Я, конечно, в загул Егора не верю от слова «совсем», но, если вдруг что… клянусь, сама ему яйца за эту девчонку откручу.

– Угу, – выдаю глубокомысленно, потирая висок. Затем бросаю взгляд на вспыхнувший экран телефона, морщусь.

Опять этот надоедливый червяк беспокоит. И не надоело ему? Русским же языком сказала, чтобы шел в пешее эротическое и забыл про меня, но нет… вцепился, как клещ, хрен отдерешь!

Поджав губы, зажимаю большим пальцем боковую кнопку гаджета и жду, пока тот не вырубится. А когда это происходит, не сдерживаю ехидной ухмылки.

Так-то лучше! Пусть думает, что хочет. Нет меня для него! Нет!

– Уль, а вообще, какие у тебя мысли? – поборов желание сплюнуть, возвращаю всё внимание подруге.

– Развод, Ир. А что еще? Я не прощу измену, – и смотрит так, будто ругать буду.

Я? Да ни в жизнь!

Первая руку пожму за крепость духа и уважение к самой себе. Разве ж можно прощать свинство, когда об тебя ноги вытирают?

Я считаю, что нельзя. Предавший один раз, обгадится и дважды.

Впрочем, по поводу Савранского меня все равно терзают смутные сомнения.

– Ты же мне поможешь? – блондинка сжимает кулачки и складывает их вместе, будто этаким странным способом решает помолиться.

Я же просто киваю.

Помогу… помогу, пусть пока не знаю, как.

– Уль. Кто бы и что не задумывал – цель его ясна. Рассорить вас с Егором, – размышляю вслух, – поэтому, пока мы пытаемся выяснить врага, подстраиваемся и играем по его правилам. Понимаешь?

– Не очень.

– Невидимка хочет, чтобы ты страдала – значит ты продолжаешь страдать… да-да, милая, именно так, – повторяю менторским тоном, ловя неприкрытое удивление. А мне нравится. Ульяна так зависает от моей идеи, что забывает про слезы. – Дальше. Завтра утром у меня суд, после обеда пара встреч, поэтому жду тебя в офисе к шести… и прихвати копию брачного договора. Пока все ясно?

– Всё, – Савранская, почувствовав возможность что-то делать, а не киснуть в негативе, еще чуть-чуть оживает. – Спасибо, Ириш, я все сделаю.

– Кстати, – складывая фотографии в стопку, уточняю то, что нужно было спросить изначально. – А ты эту выдру крашеную знаешь?

Постукиваю ногтем по неподписанному конверту.

– Нет. Не знаю.

– А снимки как у тебя оказались?

– В почтовый ящик подкинули. Моей квартиры. Той, которую ты помогала оформить. А чтобы их нашла, смску на телефон прислали. Вот только номера нет. Не определился.

– Ну понятно, проверенный способ, – киваю.

Прикрываю глаза и, запрокинув голову, делаю несколько глубоких вдохов. Боже, как хорошо просто сидеть и наслаждаться летним солнышком. Никуда не бежать, никуда не опаздывать, ни от кого не скрываться.

Эх! Мечты-мечты!

Шумно выдохнув, хлопаю ладонями по коленям и подскакиваю на ноги.

– Ладно, Уль. Дело ясное, что дело темное. Но будем разгребать. Так что не вешай нос. Точнее, вешай, пусть те, кто за тобой следит, видят, что их затея удается.