– Все будет хорошо, дорогая. Сейчас мы поднимемся на этот большой пароход, а потом пойдем искать маму и папу, – пыталась убедить сестру, а заодно и себя, Эдвина.

Глядя на темноволосую головку сестры, выглядывавшую из мешка, она не смогла сдержать жгучих слез. Господи, что им пришлось вынести! Она почувствовала, как Джордж сжал ее руку, и ответила пожатием, избегая смотреть на брата: боялась разрыдаться. Сейчас она не может позволить себе такую роскошь, потому что обязана позаботиться о младших. Думать о чем-то другом она просто не имеет права.

Эдвина не успела надеть ни шаль, ни шляпку, и голова так замерзла, что казалось, будто в нее забивают гвозди, а руки были и вовсе словно из мрамора. Почтовый мешок опустили в очередной раз, и с помощью стюарда Харта она посадила в него Тедди. Ребенок так замерз, что личико у него сделалось синим, и она в который раз за эту ночь испугалась, как бы он не умер от переохлаждения. Она очень старалась его согреть: прижимала к себе, растирала ручки, ножки, щеки, – но жестокий мороз был слишком тяжелым испытанием для него и маленькой Фанни. Наверняка замерз и Джордж, но молчал как настоящий мужчина. И теперь она тревожилась за них так, что у нее самой не осталось сил держаться за канат. Сначала она обвязала канатом Джорджа, и, пока его поднимали, не спускала с него глаз. Каким маленьким он ей показался! Она никогда не видела весельчака Джорджа таким подавленным. А затем петлю спустили за ней самой, и стюард Харт помог ей ее надеть. По пути наверх она хотела было закрыть глаза, но ее заворожил нежно-розовый рассвет над холодным морем, испещренным ледяными глыбами, среди которых плыли шлюпки с людьми, дожидающихся спасения. Ни одна из шлюпок не была заполнена до отказа, так что можно было надеяться, что в какой-то из них она найдет тех, с кем рассталась всего несколько часов назад на шлюпочной палубе «Титаника». Вспоминать об этом было невыносимо. Едва ноги Эдвины коснулись палубы, как она расплакалась.

– Ваше имя? – спросила дожидавшаяся на палубе «Карпатии» горничная, а матрос набросил ей на плечи одеяло.

Для них уже приготовили чай, кофе и бренди. Судовой врач с помощниками приступили к осмотру спасенных. Для тех, кто не мог идти, на палубе разложили носилки. Сколько ни оглядывалась по сторонам, Эдвина не увидела ни своих родных, ни Чарлза. Внезапно силы оставили ее, и она с трудом произнесла:

– Эдвина Уинфилд.

На борт поднимали других выживших, прибывали новые шлюпки, и Эдвина с надеждой молилась, чтобы дорогие ей люди оказались там.

– А ваши дети, миссис Уинфилд?

– Мои… что? Нет, это мои братья Джордж и Теодор и сестра Френсис.

– Вы путешествуете вчетвером?

Кто-то подал ей чашку горячего чая. Она физически ощущала, как десятки глаз ощупывают ее бледно-голубое вечернее платье, видневшееся из-под пальто, а служащие ждут ее ответа.

– Нет… с родителями, мистером и миссис Бертрам Уинфилд из Сан-Франциско, братом Филиппом, сестрой Алексис и женихом, мистером Чарлзом Фитцджеральдом.

– Вам известно, удалось ли им покинуть борт судна? – с сочувствием спросила горничная, провожая ее в главный обеденный салон, превращенный в лазарет и пункт размещения для выживших с «Титаника».

– Я не знаю… – Эдвина подняла на горничную глаза, полные слез. – Возможно, они сели в другую шлюпку. Когда мы отплывали, мама искала младшую сестру… и мне показалось, что… она в нашей шлюпке: девочка была очень похожа на нее, но…

Из глаз ее хлынули слезы. Горничная терпеливо ждала, поглаживая ее по плечу. В обеденном салоне было уже полно народу. Женщин трясло от холода, многих тошнило. Те, у кого были стерты в кровь руки от холода и работы на веслах, пытались их перевязать бинтами и чем придется. Дети, сбившись стайкой, смотрели на них огромными испуганными глазами и молчали или тихо плакали. Джордж держался молодцом. Вокруг Тедди хлопотала медсестра. Мальчик еще дрожал от холода, но уже не выглядел смертельно бледным, с посиневшими губами. Маленькая Фанни, все еще испуганная, цеплялась за юбки Эдвины и тихонько плакала.