– Сигнал «Причал», – крикнул старлей радисту.

Это означало, что вскоре подоспеют «вертушки» для эвакуации.

Тут и произошло все. Влад в свете пламени горящей машины видел зашевелившегося моджахеда. Видел злорадное торжество в его уже покрывавшихся пленкой смерти глазах. И ствол целился прямо в грудь старшине. И не успеть ничего – ни отпрыгнуть ни выстрелить.

Прогремела очередь. Душман дернулся и замер.

– Не зевай, – прикрикнул старлей, выбрасывая магазин и заряжая новый.

Это был первый раз, когда Гурьянов спасал Владу жизнь.

Потом случилась еще одна вылазка. Цель держалась в секрете, Влад ее так и не узнал, поскольку все планы рухнули: группа наткнулась на душманский заслон в проклятых горах. Гурьянов почувствовал непорядок за несколько секунд до того, как загремели выстрелы, и тем самым спас многих ребят. Несколько часов длился казавшийся бесконечным кошмар боя. И наконец появилась долгожданная «вертушка».

Вертолет садился на скалу одним колесом, и летчик, перекрикивая вой винтов, истошно орал:

– Никого не осталось, старлей! Уходим!

И ему вторил грохот душманских стволов – того и гляди шальные пули вопьются в борт «Ми-8», разворотят движок – и тогда все!

– Подожди! – Гурьянов рванулся за камни. И вытащил мотающего головой контуженного Влада.

Потом навестил старшину в госпитале в Кандагаре, где тот недурно проводил время в покое и сытости, не обделенный вниманием хорошеньких медсестричек.

– Два-ноль, – сказал Влад. – Вы мне два раза спасли жизнь. Я – должник.

– Брось. Это все детство, – отмахнулся Гурьянов. – Даст бог, встретимся.

Снова их пути пересеклись в Чечне девяносто пятого. Нужно было накрыть душманский узел связи в горной местности, частично контролируемой федералами, и захватить двух инструкторов-турок. Служба решила действовать чужими руками. Гурьянову придали группу СОБРа, которую возглавлял Влад.

– Ну, привет, старшина, – улыбнулся Гурьянов.

Операция прошла успешно. Потом Гурьянов появился у Влада в Москве с бутылкой. И оба этих человека почувствовали, что связывают их стальные тросы, которые не порвать.

Порой они встречались регулярно, коротая часы за воспоминаниями. Но чаще Гурьянов исчезал на долгие месяцы. И оба знали, что всегда могут прийти друг к другу, сказать – нужна помощь, и, как бы трудно и рискованно это ни было, помощь будет. Любая.

– Давно не виделись. – Влад пропустил дорогого гостя в квартиру. – Где был?

– В жарких странах… Загул? – Гурьянов кивнул на пустые бутылки.

– А что? Я парень свободный. Холостой.

– С каких пор?

– С тех пор, как вышел из тюрьмы. С тех пор, как поперли с работы. И с тех пор, как от меня ушла Люська.

– Крепко закручено. Докладывай.

– Перессорился с власть имущими, и меня сначала кинули в камеру, а потом попросили с работы. А Люська отвалила, потому что я бездушный и не дарю ей цветы… Ты как, разведка?

– Плохо.

– Что? – Влад напряженно посмотрел на друга, уловив что-то тягостное в его голосе.

– Константин умер… Его, Лену и Оксану расстреляли в машине.

– Дела… – сдавленно произнес Влад. Он прекрасно знал и Константина, и Лену, и Оксану. И в шутку говорил Косте: «Ты жену-то не слишком тирань. Такая женщина. Отобью ведь».

Гурьянов подробно рассказал об убийстве.

Влад взял два стакана, полез в холодильник, вытащил бутылку водки. Не чокаясь, поднес стакан к губам. Но отставил его и, пристально глядя на друга, спросил:

– Соображения твои? Кто? За что?

– Скорее всего, бизнес, – сказал Гурьянов. – Профессия бизнесмена, выходит, опаснее спецназовской. Я жив. А он… Какие шансы, что найдут убийц?