Давай, оборванец, вали отсюда, возвращайся в свой трейлер.

Это по-прежнему доставало меня, словно только что случилось. Я опустил голову. Я ощутил горечь во рту, и в животе у меня забурлило, поскольку получалось, что они правы и я ни на что не способен, словно я опять оказался в самом начале. Просто мальчуган без ключика…

– Вот так-то, сынок, – сказал мой отец. Мы сидели на траве во дворе. Нас обвевал легкий ветерок, остужая потные после игры в догонялки лица. – Люди – бараны.

Я взглянул на него. Я вроде как понимал, о чем он говорит, но…

– Все, папа?

Он улыбнулся:

– Ну-у-у… есть небольшое количество пастушьих собак – знаешь, чтобы бараны не разбредались. Но большинство людей… Угу. Просто бараны.

– А ты… ты – баран, папа?

Повернувшись, отец взглянул на меня с ленивой улыбкой.

– Нет, сынок. Я определенно не баран. – Он взъерошил мои волосы. – Но и не пастушья собака.

Я нахмурился, пытаясь уразуметь сказанное.

– Почему же тогда люди просто остаются баранами?

– Так надежнее, – ответил отец. – Отбиться от стаи может быть опасно. – Папа посмотрел куда-то вдаль. – Очень опасно, – тихо повторил он.

– А ты сейчас… гм… в опасности? – спросил я.

Продолжая смотреть вдаль, отец кивнул:

– Почти наверняка.

Я почувствовал комок в горле. На следующий день был мой день рождения – десять лет! – и я не хотел, чтобы случилось что-то опасное с папой или со мной… не перед вечеринкой.

– Тогда почему? – спросил я. – Почему ты в опасности?

Отец очень серьезно взглянул на меня:

– Это цена, которую приходится платить, сынок. Если хочешь чего-то по-настоящему хорошего, то приходится время от времени класть голову на колоду для рубки мяса. Но в целом это лучше, чем быть бараном. – Отец положил руку мне на плечо и сжал его. – Ты тоже старайся не быть бараном…

Я не совсем понял, что хотел сказать отец, по крайней мере тогда, но все-таки ответил:

– Я постараюсь.

А потом вдруг отец исчез, так и не объяснив мне, как не быть бараном. Мама тоже этого не знала, и все стало плохо. Не успев ничего сообразить, я оказался среди мальчишек, которые запугивали меня и смеялись надо мной, и я ничего не мог поделать, потому что они были больше меня и их было много. Они толкались все сильнее и говорили громче, а я все больше пугался, в душе призывая хоть кого-нибудь на помощь, но никого рядом не было, я был один против целой стаи… и они все больше распалялись.

И тогда я вдруг понял, что имел в виду папа.

Я всмотрелся в лица вокруг себя, перекошенные от притворной злобы, – и увидел лишь баранов.

Это не были по-настоящему крутые парни. Мальчишки, испуганные мальчишки, которые толкали меня и издевались надо мной, потому что думали, им это можно. Потому что их была целая куча, а я был один. Потому что, черт возьми, они были всего лишь баранами, а бараны так себя и ведут! Они набрасываются на того, кто слабее их, кто отличается от них, чтобы не так обидно было чувствовать себя бараном.

Именно в тот момент, находясь там, я понял, что не был одним из них, что никогда не стану одним из них, что даже и пытаться не буду. Я и не пытался, так как не хотел стать одним из них.

И тогда я стряхнул чью-то руку со своей груди. И улыбнулся. Я сразу понял: они забеспокоились, даже немного испугались, так как это означало, что я не баран.

В тот момент все изменилось.

На свет появился Райли Вулф.

– Ладно, – произнес я. – Я это сделаю. Но это будет дорого вам стоить.

Самый большой, самый громкий и больше всех похожий на барана подошел ко мне ближе.

– Ты это сделаешь, оборванец? Спустишься в старую каменоломню? – пихнув меня, спросил он.