Аринка покачнулась и ударилась о стену дома. Испугалась, что звук удара получился громкий, что его услышат. Взгляд невольно упал на окно, и она вдруг четко рассмотрела, что же такое стоит на столе. Длинное и невысокое.

Это был гроб. Рядом с ним стояла крышка.

«Не ложись в гроб», – шепнул ей в уши голос Квадро.

Аринка зажала себе рот ладонями, чтобы не заорать, и рванула через траву прочь. В голове была только одна мысль – бежать, бежать, бежать. Она разодрала колени и ударилась локтем, но выскочила на дорогу. Накатанную дорогу с глубокими колеями.

За ней шли. Она не видела, но слышала – шуршала трава, давили спину взгляды. Снова откуда-то прилетел железный стук – молотком по шляпке гвоздя.

«Глупо, глупо, глупо», – в ритме молотка билось в сознании на каждый шаг. Лечь в гроб. Ты этого хочешь? Нет! Но раз пришла, то считается, что уже согласилась лечь? Надо было идти в другую сторону! Надо было вообще никуда не ходить! Прав был вредный Илья.

«Старуха-беда за темным лесом сидит, Аринушку сторожит», – засмеялся голос.

Перед ней стоял Славка. Он улыбался.

– Здравствуй! – сказал, чуть наклонил голову, дернул плечами.

Аринка прыгнула в боковые кусты и помчалась, не разбирая пути. Они спортсмены, они быстрее. Споткнулась, упала, затихла. В голове стучало, в содранных ладонях билась боль, сердце рвалось из груди.

Около нее остановились ноги в белых кроссовках.

– В Типиницы тебе! В Типиницы! – заверещала Аринка, ткнула ноги палкой, вскочила и снова побежала.

Все ее тело превратилось в одно сплошное отчаяние. Она уже понимала, что пропала, что прятаться бесполезно, но все равно бежала. Это было единственное, что она сейчас могла делать. В уши лезла навязчивая песенка:

Аринька, Аринька,
маленька,
скок-поскок через кусток,
за порог
да в камышок.

Перед ней снова был Славка. Такой знакомый, в светлой футболке, рубашке и джинсах. Он дернул плечами, словно поправлял сползающую с плеча одежду.

Аринка завизжала, сунула руку в карман, загребла конфеты и бросила их в страшное существо перед собой.

Славка распался темным облачком, растворился. Кто-то схватил Аринку за руку, попытался развернуть, отчего она потеряла равновесие и упала.

«Ах ты косынька, головка бедовааааая», – пропели пискляво. И Аринка увидела себя. Свое лицо. Как в зеркале. Волосы в колтунах. Сарафан зеленый. Схватившая ее рука была грязная и исцарапанная. Как вспышка мелькнул сон: сейчас потянет – и рука, как труба в пылесосе, станет длинной-предлинной. Но нет, это был не Славка, и не Вольдемар. Рука не удлинялась. Это была утренняя девчонка в сарафане. Она дернула Аринку на себя, сбивая с ног. Перед глазами все поплыло – и вот она уже сидит на дороге, на основной дороге, не на отворотке, а перед ней стоит Квадро и смотрит с удивлением:

– Ты чего? Прям как выпала из этих кустов. Толкнул кто?

Было больно – и коленям, и ладоням, и локтям. Потому что ее и правда толкнули. Да так сильно, что она от заброшки до дороги долетела.

– Ну чего? – Квадро вытянул шею, вглядываясь в деревья. – Как там? А говорили вчера – люди.

– Вас дядя Леша искал, – пробормотала Аринка. – Я домой.

Отворотка бросилась в глаза зеленью кустов, в уши ударил злой шепот: «Вернииииись! К нааааааам!»

– Ну я туда и обратно. – Квадро подтянул треники.

– Домой надо, домой! – всхлипнула Аринка, заставляя себя вставать.

Ноги в руки – так это называется.

– Нет там людей! – крикнула напоследок. – Не ходите!

И снова побежала, быстро, как только могла. А в голове все билось и билось: «Ах ты косынька, голова бедовая».