Я разревелась и стала проситься с ней. Не помню, что тогда говорила мне Лена – кажется, что-то про плохую погоду и про долгую дорогу… Честно говоря, мне было плевать на это все. Я хотела выбраться отсюда с ней, а не одна, как глупый сервал.

И она позволила! Она сказала, что я уже достаточно здорова, чтобы все выдержать.

Слепой фонарь над проходной блестел металлическим ободком. В будке охранника не горел свет, и ворота были не освещены: просто глухой лист железа в темноте. Оглушительно стрекотали цикады: только они и заставляли думать, что мы в реальном мире, а не во сне – уж очень все это было странно.

– Умер он там, что ли? – Лысый постучал ногой в ворота. Противный металлический стук, я даже уши зажала. – Михалыч! Выходи, дачники приехали.

Сторож Михалыч ждал нас на даче всю неделю. Ну, должен был ждать. А вот мы приехали – и никого. Темнота, тишина.

– Не надо говорить, что он умер!

Но Лысый меня не услышал. Он стучал в темное окно проходной, потом прижался лицом к стеклу, заслоняясь ладонями:

– Михалыч! Дрыхнет, что ли…

Флер встала на лавочку у бетонного забора, подтянулась на руках и уселась верхом. Лысый не видел, был занят тем, что пытался достучаться в будку на проходной. А я полезла к Флер. Мальчишки, наблюдавшие все это из машины, тут же повыскакивали и устремились к нам на забор. Они крались осторожно, чтобы Лысый не заметил, но он был слишком занят и вообще не смотрел в их сторону.

Бетонный забор вокруг нашей дачи обожают местные художники. Каждый год, как ни приедешь – обязательно новые рисунки. Михалыч ругается, грозится поймать и заставить красить, но еще никого не поймал. Сейчас я видела что-то новенькое, но не могла разглядеть в темноте. Вскарабкалась на забор, уселась рядом с Флер.

Холодный бетон после теплой машины пробирал до костей. Больше всего хотелось спрыгнуть, но на забор уже карабкался Лео, и карабкался с моей стороны. Когда рядом с тобой садится Лео, холод можно и потерпеть. Он залез, уставился в темноту на территорию дачи, и я сделала вид, что тоже туда смотрю.

…А через секунду между нами втиснулся Бад, а за ним еще Васька и Руди! Флер молча глянула на вот это все и только сочувственно мне кивнула. Что тут скажешь, когда все за нас решают Бады! Не люблю Бада. Он дурак.

Мы ухитрились усесться вшестером на одной секции (Софи, похоже, уснула в машине). Все пытались разглядеть хоть что-то на неосвещенной территории школьной дачи.

– Что-нибудь видишь?

По ту сторону забора было так же темно, как по эту. Я еле разглядела асфальтовую дорожку, ведущую к корпусам, и черные безглазые коробки – сами корпуса. Вся территория утыкана фонарями, ночью здесь бывает светло как днем, а сейчас нет. Ни один фонарь не горел. Мрак. Ни души. В ухо ударил холодный ветер, желудок свело спазмом. Последний раз мы ели в школе, это было в обед. Потом долго ехали, Лысый забыл сумку с продуктами и полдороги ворчал об этом, а вторую половину говорил, что ничего страшного, поедим на даче, Михалыч нас ждет. Ну вот и приехали. Темно и холодно. И Михалыча нет.

Лысый колотил в дверь так, что я вздрагивала каждый раз. Если бы Михалыч был на месте, он бы давно услышал. Куда же он делся? Лысый еще разок саданул по двери (мне показалось, что бетонный забор качнулся под нами от этого удара), ругнулся и сел на крыльцо.

– Что видно? – Он спросил как ни в чем не бывало, даже ничего не сказал, что мы сидим на заборе.

– Ничего. Темно.

– Вот мы влипли! И не позвонить…

Телефон Лысого остался в школе. Большей частью – на столе в спальне мальчишек. Еще несколько мелких частей затерялись навечно где-то под кроватями, Лысый их не искал, он сказал, что телефон сдох. Мальчишки натянули веревочку над порогом, и Лысый споткнулся вместе со своим телефоном. Лысый ушибся, телефон сдох. После этого Лена отобрала все наши планшеты до осени, чтобы мы за лето не отупели окончательно. В общем, мы все без связи. У Лысого еще есть ноутбук, но у Михалыча нет скайпа.