– Меня зовут Крушинин Константин Антонович, я психолог из полиции, и мне нужно задать пару вопросов… – он заглянул в папку, – Коле.
– Нам нужно выйти? – слабым голосом осведомилась мама.
– Нет, совершенно не обязательно. Ничего интимного в процедуре нет.
Почему-то слово «интимного» в исполнении господина Крушинина прозвучало мерзковато, будто намек на что-то неприличное. Роман поморщился – новоявленный психолог ему не понравился. Какой-то скользкий, весь вытянутый и холодный. Было впечатление, что все происходящее для него просто скучная рутина, ради которой не нужно включать ни одну эмоцию.
– Разрешите? – Он протиснулся мимо Волкогонова и, придвинув стул, на котором раньше сидела Колина мама, опустился на него, закинув ногу на ногу. – Итак, приступим.
Дальше пошли стандартные вопросы: «Имя, фамилия, возраст, место учебы». Крушинин, не поднимая носа от листочка в папке, делал пометки и изредка бросал взгляд на Жука. Мальчик ему явно был не слишком интересен, но работа есть работа.
– А как ты себя чувствуешь последнее время? Жалобы есть?
– Нет.
– Хорошо. А настроение как? Подавленность? Сонливость? Повышенная раздражительность?
– Нет.
«Это ты вызываешь повышенную раздражительность», – угрюмо подумал Роман, внимательно наблюдая за психологом. Тот продолжал зачитывать список вопросов, делать пометки и, похоже, спешил со всем этим покончить. Врач называется.
– Ты не нервничай, – похлопал Крушинин Жука по загипсованной руке, от чего мальчишка дернулся. – Это обычные вопросы. Их всем сложным… в смысле, с кем несчастный случай произошел, задают. Последнее время проблем с подростками стало больше, так что приходится реагировать. У нас недавно один полковник из Москвы лекцию читал… – Лошадиное лицо психолога повернулось к Колиным родителям. – … про разные группы, которых очень много развелось в соцсетях. Так он сказал, что за детьми нужно тщательно следить. Если заметили неладное – сразу связывайтесь с полицией, психологами: они над этим вопросом активно работают и смогут помочь. Предупредить…
– Нам это ни к чему, – перебила Марина Владимировна, и в ее голосе послышались металлические нотки.
«Ого, а мама у Жука не только слезы лить умеет».
– Коля просто хотел котенка спасти и поскользнулся. Только его там не было, котенка. Но он храбрый и честный! И это… Ни в каких странных группах он не состоит. И в семье у нас все хорошо! Даже лучше, чем у некоторых!
– Ну и прекрасно, – с преувеличенной фальшивой радостью кивнул психолог, захлопывая папку. – Тогда с вопросами покончено.
Он пружинисто подскочил со стула, быстро распрощался и вышел из палаты. Когда дверь закрылась, все вздохнули с облегчением.
– Бюрократ какой-то, – угрюмо буркнул Петр Алексеевич и повернулся к жене: – А ты зачем ему про кота сказала?
Марина Владимировна зарделась, и Роман понял, от кого у Жука способность так густо краснеть.
– Не знаю. А чего он начал намекать, что Коля… что… Ты же слышал!
– Ладно, ладно. – Жучков-старший глянул на часы: – Приемное время заканчивается, пора собираться.
Марина Владимировна засуетилась, залепетала что-то про суп, про то, что надо будет завтра свежий сварить и сыну принести, а в конце своей тирады добавила, целуя Колю в забинтованный лоб:
– Ты не скучай тут. Заодно хоть выспишься нормально и не будешь ночи напролет в телефон пялиться, а то вон синяки под глазами.
Жук метнул взгляд на Романа и промолчал.
Глава 5
По дороге из больницы Волкогонов размышлял над всем, что произошло. Поговорить с Жуком не вышло – это большой минус. Но зато он увидел Колиных родителей и убедился, что они совершенно нормальные люди, которые любят своего сына и переживают за него. «А его трагические сентенции на складе – всего лишь слова подростка, склонного во всех своих бедах винить других, в первую очередь самых близких», – с раздражением подумал Роман, когда в кармане пиликнул смартфон: кто-то писал в сообщения «ВКонтакте».