Однако же она была, ну была же где-то эта клумба! Но ее нет. Как сквозь землю провалилась!

Или… или он видел ее во сне? И ее нет в реальности?

Есть! Должна быть! Ведь Саша отлично помнит, как Савва – тогда еще не Савва, а просто грязный умирающий пес – помогал отбиваться от какой-то гадости, засевшей в кустах.

Так. Надо сосредоточиться!

От той клумбы он понес умирающего пса к ТЮЗу, где был кран. Бежал напрямик, по газону, по чуть видной тропке.

Саша вернулся к серой стене театра, встал около крана, отыскал в траве тропку и пошел по ней в обратном направлении, надеясь, что так выйдет к пропавшей клумбе с гелиотропом.

Тропа вывела Сашу на боковую асфальтированную аллею, к той самой клумбе, около которой он сегодня уже носился как ищейка. Но на ней не росло никаких цветов вообще. Земля была вскопана и тщательно взрыхлена.

Что за бред! Ну здесь, точно, это было здесь, – но почему на клумбе нет цветов?

Чуть не рыча от злости, Саша наклонился ниже – и вдруг заметил, что трава чуть сбоку от клумбы усыпана мелкими синими цветочками.

Поднял с земли несколько штук, старательно рассмотрел, для верности понюхал.

Гелиотроп! Он самый! Значит, и клумба та самая.

Но куда же подевались цветы? Кто их вырвал и зачем?

Проследив взглядом цепочку синих цветков, которая вела к кусту, Саша осторожно раздвинул ветки, заглянул за них – и чуть не упал, увидев нечто… он не мог найти слов для описания… ни тьма, ни свет, а некое пространство, туманная пелена, в которой мелькали фигуры людей, изредка поднимая головы и взглядывая прямо в глаза Саше. Происходило это так быстро, что он не смог бы разглядеть толком ни одного лица, и все же каждый взгляд был настолько живым и выразительным, что он невольно вздрагивал.

Внезапно несколько лиц слились в одно, их черты смешались, несколько ртов образовали один огромный провал, из которого исторгся мрачный, враз оглушающий и в то же время вкрадчивый голос:

– Александр!

От неожиданности Саша отпрянул так резко, что свалился на землю.

Сел, растерянно хлопая глазами.

Куст как куст. Ветки и листья. Неведомо, как он называется, с виду самый обыкновенный, здесь, в парке, таких полно по бокам дорожек. Но только что там, внутри, Саша видел какую-то совершенно непонятную штуку.

И кто его окликнул? Или показалось?

Так уже было, вдруг вспомнил Саша. Позавчера… нет, позапозавчера он шел поздним вечером от Витька, забрел в парк, и кто-то заорал точно таким же голосом: «Александр!»

Саша откликнулся, а потом…

Что потом?

Не помнит! Он опять не помнит!

Саша снова сунулся в куст, однако там ничего не оказалось, кроме самых обыкновенных веток и листьев. Пахло землей и травой, пахло древесной корой – несколько веток были сломаны.

Значит, в очередной раз показалось?

И вдруг Саша остро ощутил, что упустил какой-то шанс. Шанс понять то, что оставалось непонятным вот уже который день. Шанс вспомнить то, что толклось в голове, не давало покоя – и никак не вспоминалось. Шанс отличить то, что чудилось, от реальности. А главное, шанс совершить… что? Он не знал, не понимал этих слов, но оно отчетливо прозвучало в голове, как если бы кто-то шепнул его вкрадчивым и в то же время мрачным голосом, как тот, который окликал его по имени. Сожаление от потерянного толкнуло Сашу вперед. Он без раздумий всунулся в куст, зажмурился, потому что чуть не выткнул глаз веткой, и заорал что было мочи:

– Александр! Я Александр!

Что-то словно бы ударило его в лицо: ударило волной ветра, солнечного жара, людского гомона. Он открыл глаза – и обнаружил, что стоит на широкой дороге, казалось сложенной из разноцветных осколков стекла, камня, разбитых зеркал… как мозаика! У Саши закружилась было голова, но это неприятное ощущение тотчас прошло, и он увидел перед собой просторную каменную площадь, окруженную развесистыми деревьями и строениями с колоннами. Солнце садилось, очертания домов таяли в тени, но Саша разглядел, что на площади кое-где возвышались беломраморные статуи, увенчанные венками. Рядом стояли корзины с яблоками и виноградом. На площади толпились люди в странных длиннополых или очень коротких одеждах тускло-белого цвета. Дети вообще бегали голышом.