Бухта Светлая

© Фото автора

– Падение с льдины не опаснее моржевания. Все зависит от отношения.

– Опаснее. В зимней неуклюжей одежде, которая еще и намокает. Такого опыта у «моржей» нет.

– Потренируйся в одежде, вот и будет опыт.

С годами я убедился, что Шаман вовсе не собирается где-нибудь случайно погибнуть. Его отношение к жизни и смерти нельзя не только назвать наплевательским, но, напротив, он относится к этому гораздо серьезнее большинства людей.

Некоторые «ужасные трюки» Шамана вроде перевозки (дрейфа) на льдинах по ветру бревен и других громоздких вещей или спусков скольжением по ледникам сегодня уже не кажутся мне опасными. Весенний дрейф, например, оказывается, применим только в закрытых лагунах, из которых льдину вряд ли может вынести, и она почти неминуемо будет прибита к берегу господствующими ветрами. Дрейфу можно помочь шестом или можно поспать-позагорать на льдине, лежа на туристическом коврике. «Отмороженный» спуск по снежным языкам с крутых склонов оказался после небольшой тренировки с палкой, выполняющей роль руля и тормоза, полностью регулируемым и по скорости, и по направлению. Опасно все это лишь без подготовки.

Возник обратный вопрос.

– Вообще когда-нибудь рискуешь?

– Все рискуют, даже переходя улицу.

– Я не об обыденном уровне, а о большей степени опасности.

– Одному на побережье всегда опаснее. Приступ болезни, снимаемый в городе уколом, здесь может оказаться смертельным. То же – травмы.

– А кроме бытового риска?

– Полного контроля не будет никогда. Но у меня его больше, чем у простого человека.

– Как этого делаешь?

– Стараюсь предвидеть последствия, не испытывать зря ситуацию на прочность, не раздражать Духов местности, быть в потоке. Словами трудно описать.

– Это требует дополнительных затрат энергии?

– Наверное, хотя я давно привык.

– Оправданно ли?

– Смотря как собираешься умереть.

– Что?!!!

– Лучше сказать не «умереть», а «перейти»?

– Куда перейти?

– В царство мертвых, мир предков, загробную жизнь. Хоть горшком назови.

– Как-то ты слишком без уважения.

– Уважение – не в придыханиях и восклицаниях, а в реальной подготовке.

– Как это?

– Если тебе все равно, как умереть, ты к этому не готовишься, хотя можешь много говорить, например, об уважении. А с уважением слова не столь важны, как реальная подготовка.

– Ты собираешься умереть определенным образом?

– Да.

– Будешь самоубийцей?

– Не утрируй.

– Но ведь не мы выбираем время, место и способ.

– Mors serta, hora inserta[49].

– Да понятно, в университетах обучались.

– Мы можем выбирать или строить начало матрицы перехода.

В этот момент я испытал нечто сравнимое с мгновенным мысленным катапультированием и возвращением в ситуацию. Казалось, я привык уже к тому, что Шаман весьма образованный человек. Годы жизни в Ярославле (2000–2004) сделали его и очень современным. Но на побережье возле костра непоколебимо спокойный Шаман с его неторопливыми четкими движениями, длинными паузами и простой чеканной речью настолько создавал образ древней мудрости, что обыденно употребленная им, в общем вполне к месту, современная терминология резко переворачивала восприятие.

– Как же ты резко выходишь из образа терминологией.

– Не я. Это твой образ меня упрощен.

– Знаю.

– Ты тоже многих вводишь в подобное состояние.

– Знаю. (Хохочем.)

Бликующая на солнце зеленая морская вода лижет, омывает подножье черной скалы. Хотя скала, когда высохнет, не совсем черная, сероватая. И не подножье, скала под водой еще метров пять до пологого дна, усеянного огромными камнями. Просто так воспринимается.