Из таких результатов я бы сделал вывод, что и теория физических раздражителей не может полностью исключить мнимой свободы в формировании образов сновидения.

Когда мы обсуждали отношение сновидения к жизни в бодрствовании и происхождение материала сновидений, мы узнали, что, по мнению как самых древних, так и самых современных исследователей, людям снится то, что они делали днем и что их интересует в бодрствовании. Этот интерес, присущий жизни в бодрствовании и сохраняющийся во сне, не только представляет собой психическую связь, соединяющую сновидение с жизнью, но и служит для нас немаловажным источником сновидений, который, наряду с тем, что стало интересным во сне, – раздражителями, воздействующими во время сна, – должен объяснить происхождение всех образов сновидения. Мы слышали, однако, и возражения против вышеприведенного утверждения, то есть что сновидение отвлекает спящего от интересов дня и что нам, как правило, снятся вещи, больше всего занимавшие нас днем лишь тогда, когда они уже потеряли свою актуальность для бодрствующей жизни. Поэтому при анализе сновидений у нас на каждом шагу возникает впечатление, что недопустимо устанавливать общие правила, не вводя ограничений с помощью таких слов, как «часто», «обычно», «в большинстве случаев», и не предупреждая о возможных исключениях.

Если бы дневных интересов, наряду с внутренними и внешними раздражителями во сне, было достаточно для объяснения этиологии сновидений, то мы бы могли дать удовлетворительный отчет о происхождении всех элементов сновидения; загадка источников сновидения была бы разрешена, и оставалось бы только разграничить роль психических и соматических раздражителей в отдельных сновидениях. В действительности же такое полное разъяснение сновидения ни в одном случае еще не удавалось, и у каждого, кто пытался это сделать, оставались – как правило, в большом количестве – составные части сновидения, о происхождении которых он сказать ничего не мог. По-видимому, дневные интересы как психический источник сновидений не играют такой важной роли, как следовало бы ожидать после категорических утверждений, будто каждый продолжает заниматься в сновидении своим делом.

Другие психические источники сновидений неизвестны. Поэтому все отстаиваемые в литературе объяснения сновидений – за исключением разве что теории Шернера, о которой будет говориться, – имеют большие пробелы там, где речь идет о выведении наиболее характерного для сновидения материала из образов представлений. В этом отношении большинство авторов склонны максимально принижать роль психики – к которой так трудно подступиться – в образовании сновидений. Классифицируя сновидения и выделяя сны, обусловленные нервным раздражением, и ассоциативные сновидения, из которых последние имеют свой источник исключительно в репродукции (уже пережитого материала) (Wundt, 1874), они все же не могут избавиться от сомнений в том, могут ли «они возникать без стимулирующего телесного раздражения» (Volkelt, 1875). Характеристика чисто ассоциативного сновидения также оказывается несостоятельной: «В собственно ассоциативных сновидениях уже не может быть речи о таком прочном (возникшем на основе соматического раздражения) ядре. Здесь свободное группирование проникает также и в центр сновидения. Жизнь представлений, и без того уже независимая от разума и рассудка, уже не поддерживается здесь теми полновесными телесными и психическими возбуждениями и, таким образом, отдается на откуп своих собственных разнообразных побуждений и стимулов, своего собственного разброда и шатания» (ibid., 118). Преуменьшить значение психического компонента в образовании сновидений пытается также Вундт (Wundt, 1874), утверждая, что «фантазмы сновидения, пожалуй, неправомерно рассматриваются как чистые галлюцинации. Вероятно, большинство представлений в сновидениях на самом деле являются иллюзиями, поскольку они исходят от слабых чувственных впечатлений, никогда не угасающих во сне». Вейгандт (Weygandt, 1893) присоединился к этим воззрениям и обобщил их. Относительно всех представлений в сновидении он утверждает, что «их непосредственной причиной являются чувственные раздражения, и только потом присоединяются репродуктивные ассоциации». Еще дальше в оттеснении на задний план психических источников раздражения заходит Тисье (Tissié, 1898): «Les rêves d’origine absolument psychique n’existent pas»