– Интересно, а Старый Ник вкусный? – спросил вдруг Жмуркин.

Генка и Витька посмотрели на Жмуркина с испугом.

– Что это вы на меня так посмотрели? – спросил он. – Старый Ник все-таки рыба, а значит, его тоже можно пожарить. Если он такой огромный, то мяса в нем, наверное, немерено. Можно год питаться.

Витька приложил палец к губам и кивнул в сторону озера.

– Да вы тут совсем с ума посходили! – захихикал Жмуркин. – Вы что, боитесь его, что ли?

Витька и Генка не ответили.

– Во закидоны-то! – Жмуркин взял себе еще кусок рыбы. – Вам обоим лечиться надо. Серьезно лечиться. Некоторые рекомендуют в кокосовую стружку закапываться…

Друзья снова промолчали.

– Что-то мне есть расхотелось, – сказал Генка. – Пойду лучше спать.

Генка встал и направился к стогу.

– И я тоже, – Витька двинулся за ним.

– Ну и валите! – крикнул им вслед Жмуркин. – Мне больше достанется. Психопатосы чертовы!

Жмуркин остался у костра один. Он съел всю рыбу, выпил чай из смородины, посидел просто так. Понаблюдал, как медленно гаснут угли и улетают в чернеющее небо последние искры. Потом Жмуркину стало скучно, он залил костер водой и тоже направился к стогу.

Генка и Витька уже вырыли к этому времени две норы и забрались внутрь, одни пятки торчали. Жмуркин раскопал сено с противоположной стороны и тоже устроился на ночлег.

В стогу было хорошо. Сквозь сено просвечивали звезды, внизу, у земли, шуршали медленные стоговые мыши, а само сено пахло прошлогодним летом. Любая романтическая натура могла лишь мечтать о ночевке в стогу. Но Жмуркин не был романтической натурой, он сразу же принялся пыхтеть, ворочаться и возмущаться.

– За шиворот разной фигни уже насыпалось, – ругался он. – И ведь колючая такая, как треугольная будто… А эти мыши! Может, они на людей нападают? Может, они бруцеллез[42] какой-нибудь переносят?

– Помолчи, Жмуркин, – сказал Генка.

– А чего помолчи! – обиделся тот. – Разве нельзя было домой пойти? Нельзя было как людям поужинать, а потом спать лечь в нормальных постелях?

– Я говорю, Жмуркин, помолчи!

– Вот когда тебе мышь за пазуху залезет…

– Жмуркин, заткнись! – приказал Генка. – Ты что, ничего не слышишь?

Жмуркин замолчал. Витька насторожился. Со стороны озера раздавалось беспорядочное жестяное бряканье.

– Банки, – сказал Жмуркин. – Вы их ведь к сети привязали?

– К сети, – подтвердил Генка.

– Это значит…

– Это значит, что Старый Ник попался, – Генка принялся выбираться из стога. – Вот сейчас и проверишь, вкусный он или как…

Витька стал выбираться следом.

– Может, до утра подождем? – предложил из сена Жмуркин.

– К утру он превратит сеть в лохмотья, надо сейчас вынимать.

Генка уже бежал к пляжу.

– Действуем так, – говорил он. – Я на плоту плыву к тому берегу протоки, а вы хватаете сеть на этом. Я перерубаю шнур, а вы сразу начинаете сеть вытаскивать. Вытащили на метр – закрепили за иву, вытащили – закрепили, вытащили – закрепили. Ясно?

– Яснее не бывает, – отвечал Витька. – Попался, голубчик…

– Фотик забыл, – жаловался Жмуркин. – А вдруг это самая крупная щука в мире? Мы можем прославиться: попасть в Книгу рекордов Гиннесса, денег заработать…

Они быстро шагали по пляжу. Генка впереди, Витька и Жмуркин за ним. Бряканье не прекращалось.

Генка схватил топор, сбежал к воде, запрыгнул на плот и оттолкнулся. Он погнал плот вдоль пляжа, чтобы не уходить на глубину, где шест не достал бы дна.

Витька и Жмуркин добежали до сети раньше. Шнур, крепивший сеть к липе, был натянут до звона, сама липа дрожала от рывков, а самодельный Генкин колокольчик бился на леске, как припадочный. Все поплавки погрузились в воду.