– Великоваты, наверное, – Генка взял фломастер и очертил на пластинах контуры будущих ласт.
– Тема чудовищной рыбы затрагивалась кинематографом неоднократно, – разглагольствовал Жмуркин, работая над вилами и не слушая Генку. – Достаточно вспомнить классические «Челюсти». Ведь несколько фильмов сняли! А «Пиранья»? А «Барракуда»?[38] Жаль, у меня пока нет видеокамеры, а то бы я снял документальный фильм о наших тут приключениях. Но ничего, я напишу сценарий. И назову его… Придумал: назову его «Тихие воды». Классно! Или «Челюсти из Тихих вод»…
– Кстати, – вмешался Генка, – тут ты в точку попал. Раньше село так и называлось – Тихие воды. Давно, после войны. Мне тетка рассказывала. А потом это название как-то и забылось. А кино назови «Проглот из Тихих вод»…
– А теперь как село называется? – спросил Жмуркин.
– Теперь никак. Просто центральная усадьба.
– Не, – покачал головой Жмуркин, – «Челюсти из Никак» звучит плохо. «Челюсти из центральной усадьбы» еще хуже. Некинематографично как-то…
– Какая разница? – пожал плечами Витька. – Главное поймать…
Жмуркин работал напильником, а заодно мечтал:
– Это здорово! У нас в кино будет действовать настоящая щука-убийца! Но не простая, а мутант – она приплыла из Чернобыля! Из Припяти! И охотится она не на уток, а на людей! А против нее – трое пацанов. У одного она съела сестру, а другому откусила руку. А в конце главный герой распиливает ее бензопилой. Но это еще не конец – щука отложила икру!
Жмуркин посмотрел на Витьку и Генку, ища одобрения.
– Нормально, – сказал Генка. – Только все как-то обычно уж очень. Во всех фильмах так. Надо что-то поинтереснее придумать. Ну, к примеру, пусть действие происходит не сейчас, а в Средние века, при Иване Грозном. И щука не из Чернобыля, а выращена чернокнижниками. Они ей сделали железные ядовитые зубы. И убивают ее не бензопилой, а из счетверенной пищали[39].
– Точно! – обрадовался Жмуркин. – Так гораздо круче! Получится как «Братство Волка»[40], только в России. Классно!
– Ладно трепаться-то! – сказал Генка. – Работать, работать!.. Солнце еще высоко!
Генка снова взялся за топор и, налегая на него всем телом, вырезал две удлиненные трапеции, отдаленно напоминающие лягушачьи лапки. По краям заготовок с помощью шила наделал отверстий, соединил заготовки с галошами и стянул проволокой. Попробовал на отрыв – получилось крепко.
– Как настоящие, – Генка натянул получившиеся конструкции на ноги, попытался сделать шаг и тут же упал.
– Он склеил ласты, когда клеил ласты, – усмехнулся ехидный Жмуркин.
– Нормально, – Генка поднялся и отряхнулся. – Тяжеловаты немного. Но в воде отлично будет.
Из сарая вышел Витька с белой пластиковой бутылкой.
– Дела идут, – Генка стащил с ног ласты. – Жмуркин, как там у тебя?
– Одну бородку еще пропилить.
– Значит, осталось только о балласте подумать, – заключил Генка. – Но его вообще легко сделать. Вить, принеси из дому гирю. Там шестикилограммовая есть.
Витька приволок то, что он просил.
– Берем гирю, – и Генка взял гирю, – берем обычный солдатский ремень… Совмещаем… Получается отличный балласт. Так что…
– Готово! – Жмуркин продемонстрировал переделанные в трезубец вилы.
Генка проверил вилы, остался доволен.
– Теперь можно и на озеро идти.
– Да уж, – сказал Жмуркин, – пойдем. Витька в таком снаряжении будет у нас настоящим Ихтиандром…
Озеро выглядело спокойно. Ветра не было совсем, и вода блестела, как начищенное медное зеркало, берега отражались.
– А тут ничего, – сказал Жмуркин. – На самом деле красиво. Хоть санаторий строй!