Обед принесла горничная.

- Как тебя зовут? – спросила я хриплым от долгого молчания голосом.

- Вика… ой… Виктория…

- Ты здесь работаешь?

- Извините, - замялась она на пороге, - Дмитрий Александрович запретил с вами разговаривать.

Даже так? Боится, что я охмурю всех обитателей дома, и они, проникнувшись ко мне жалостью, помогут сбежать?

10. Глава 9.

Когда на следующий день поздним вечером я вышла из душа в халате, накинутом на голое тело, Шевц уже ждал меня в комнате.

- Раздевайся, - негромко, но четко произнес он.

Взгляд его при этом оставался абсолютно равнодушным, будто требовал показать паспорт. Но я уже знала, что сулит мне это показное спокойствие. И от этого стало совсем жутко.

Таких психопатов раньше не встречала. Ведь у Карманова все эмоции всегда на лице написаны были, и я умела этим пользоваться. А этот, кажется, вообще неподвластен человеческим слабостям.

Часто замотав головой, запахнула халат на груди и хотела уже скрыться в ванной, но вовремя вспомнила, что дверь не запирается.

- Нет…

Шевц встал с кресла, на котором сидел, закинув ногу на ногу, и неспешным шагом направился в мою сторону. Его походка, обманчиво расслабленная, напоминала движения хищника перед прыжком. Оцепеневшая от ужаса, я втянула голову в плечи и вжалась лопатками в дверной косяк.

- Не надо… - сжимаю кулаки на вороте халата, прикрывая глаза.

Двумя движениями сорвал тряпку и выдернул ее из моих одеревеневших рук, обломав при этом один ноготь. Толчок, и я упала навзничь на кровать. Быстро на локтях отползла в угол и села, поджав ноги и обхватив себя руками.

- Целку из себя не строй, - ехидно усмехнулся он, - о тебе говорят, ты знатная шлюха, Ольга.

Не торопясь, расстегнул и снял с себя рубашку, брюки спустил сразу вместе с боксерами. Широко раскрытыми глазами я смотрела на его обнаженное тело. Оно было ужасающим… ужасающе красивым…

Широченные плечи, прокачанные грудь и пресс, узкие бедра и стройные длинные ноги с развитыми икрами. Одна рука и плечо были полностью забиты кельтским узором, отчего казались почти черными. На член же я вообще старалась не смотреть, одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы понять, отчего так сильно болело сзади.

- Давай поговорим… - прохрипела я голосом курильщика с двадцатилетним стажем, наблюдая, как он раскатывает на члене презерватив.

- Иди сюда! – рванул меня за щиколотку на себя и уже хотел навалиться сверху, когда я со всей силы пнула его пяткой свободной ноги прямо в живот, - с-с-сука! – отвел пинавшую конечность в сторону, насколько того позволяла моя растяжка.

- Пусти… мразь…

Ощетинившись, Шевц придавил меня своим телом и сомкнул пальцы на моей шее. Объем поступаемого в легкие кислорода сразу сократился вдвое. Я затихла. Понимала, если начну брыкаться, отключусь от асфиксии.

Коленом отвел вторую ногу в сторону и сразу вошел в меня до упора.

- Ненавижу! – дернувшись, зашипела от боли, - Ненавижу тебя!!! Всех вас ненавижу!!! Чтоб ты сдох… урод…

Давление на шее усилилось. Не прерывая с ним зрительного контакта, я вцепилась обеими руками в его предплечье, пытаясь освободиться. Безрезультатно. В глазах зарябило, и когда в голову уже пришла мысль, что это конец, его пальцы разжались.

- Отвернись! – рявкнул Шевц и я, судорожно хватая губами воздух, отвела от него взгляд.

Он трахал меня очень долго. Сперва на спине, затем поставил на четвереньки и, оттягивая назад за волосы, брал сзади. Я же в это время считала в уме от одного до ста и обратно. Этой практике научилась еще в первые годы жизни с Кармановым. Она всегда помогала мне абстрагироваться и представлять, что все происходит не со мной, а с какой-то другой, незнакомой мне, девушкой.