Маленькие, почти женские кисти рук постоянно пребывали в нервном движении. Комиссар знал, что они выдают его чувства, и потому всегда держал руки в карманах.

Он мог бы вообще не работать, а жить на доходы от семейного имущества, но мало интересовался этими доходами. Родственники, встречаясь с ним летом в деревне, что случалось очень редко, напоминали сыщику-барону, что ему следует бывать в обществе, более приличествующем его статусу. Но он скрывал от всех и размеры семейных доходов, и свой титул, желая быть как можно менее заметным и жить той жизнью, которую выбрал. Точнее, жизнью, которая выбрала его. Если бы он мог, сказал бы другим: попробуйте чувствовать боль во всех ее проявлениях постоянно, непрерывно. И ежедневно желать покоя, требуя справедливости. Он решил изучать юриспруденцию. Написал диссертацию по уголовному праву. А потом поступил на службу в полицию. Это был единственный способ принимать услышанные просьбы и облегчать эту тяжесть. Единственный способ хоронить умерших в мире живых.

Комиссар Ричарди ни у кого не бывал в гостях, никуда не ходил по вечерам. Женщины у него тоже не было. Вся его семья состояла из старой няни Розы, которая уже разменяла восьмой десяток. Она помогала своему питомцу, была безгранично предана ему и нежно его любила, даже не пытаясь понять его взгляды и мысли.

Комиссар работал допоздна отдельно от коллег, те старались держаться от него подальше. Начальство пугали его отличные деловые качества. Он обладал необыкновенной способностью раскрывать самые загадочные преступления и полностью отдавался работе, чем, собственно, и вызывал настороженность. Его подозревали в скрытом честолюбии и желании взобраться повыше по служебной лестнице, потеснив кого-либо из них, и занять их место. Подчиненным не нравились его угрюмость и молчаливость: никогда не улыбнется, не скажет лишнего слова. Ричарди шел странными путями, не очень строго соблюдал положенные процедуры, хотя в конце концов всегда оказывался прав. Наиболее суеверные, а таковых в городе было немало, смутно чувствовали в манере Ричарди нечто сверхъестественное. Он весьма необычно подходил к расследованиям, в обратном порядке, следуя за ходом событий от конца к началу. И полицейские, получая приказ работать непосредственно под его началом, чаще всего недовольно морщились. К тому же расследования шли беспрерывно и завершались лишь по раскрытии преступления. Никакого отдыха ни ночью ни днем, даже по выходным, пока виновные не оказывались на каторге. Словно в качестве жертвы преступления всякий раз оказывались его родственники или знакомые.

Однако некоторым сослуживцам нравилось, когда Ричарди отказывался в пользу бригады от денежных премий, которые получал за самые ответственные расследования. Кроме того, он всегда был на службе, уступал другим свою очередь на отпуск, а если подчиненный ошибался, брал на себя его вину перед начальством. Правда, потом он устраивал нерадивому коллеге разнос и строго требовал, чтобы тот был внимательнее.

И все же среди сослуживцев у него был один настоящий друг – бригадир Рафаэле Майоне.

Майоне недавно перешагнул пятидесятилетний рубеж и был очень доволен, что до сих пор жив и силен. Он любил по вечерам за столом повторять своей жене и пятерым детям: «Возблагодарите Господа за то, что у вас есть еда, и судьбу за то, что отец до сих пор не убит». При этом его глаза мгновенно наполнялись слезами, он вспоминал своего старшего сына Луку.

Лука тоже стал полицейским, но ему повезло не так, как везло отцу: прослужив год, Лука был убит ударом ножа во время обыска в квартале Санита. С тех пор прошло три года, но боль не утихала. Жена бригадира с тех пор не сказала ни слова о Луке, словно никогда и не существовал этот красивый и сильный молодой человек, который всегда смеялся, брал ее на руки и кружил в воздухе, шутя называя «моя невеста». Но это лишь внешне. В глубине же души он вытеснил своих братьев и сестер и был вместе с ней весь день.