– Мужики, следующий забег вообще на верного будет ставка. Но там если ставить, то по-крупному – стольник.

– А если ставка не зайдёт? – Я приподнял бровь.

– Если не зайдёт, то это уже мои проблемы будут, я со своего кармана отдам, – с этими словами он с многозначительным видом приоткрыл свой карман, где был целый пресс советских рублей.

Неплохо так журналисты на скачках поднимают.

– Слово даю! – заверил он, протягивая мне руку.

Слово, конечно не воробей, но вот таких как он слово чаще всего ничего не значит. Однако Сеня и Лев уже насели на меня.

– Миха ну займи, ну пожалуйста.

Я спокойно пояснил ребятам, что на своих ошибках учатся только дураки, а бабки они могут потерять. и те деньги, которые им дали родители с собой на сборы и на первенство РСФСР, они могут проиграть.

– Да ниче страшного! – отмахнулся Лёва.

Хозяин барин, хочется пацанам проверить свои силы и попробовать приумножить выигрыш, пусть пытаются. Но одалживать деньги я никому не стал. Хотят ставить – пусть ставят выигранные тридцать рублей.

– Дерзайте, – подмигнул я.

Наш новый знакомый, конечно, покрутил носом, но согласился.

– А нет больше! – заверил я, хотя в моем кармане лежали деньги, вырученные с продажи икры.

– Как знаете, просто это последний забег, – все так же спокойно и, кажется, даже равнодушно пожал плечами наш маргинал. – И я точно знаю результат. Могли бы и крупный куш взять.

– Ми-и-их? – насел на меня Сеня. – Ну дай!

– Дай уехал в Китай, – отрезал я.

Мужичок взял деньги, сунул в карман и пошёл делать ставку.

– Эй! – я встал с места и догнал нашего соседа.

– Чего? – обернулся тот.

– Учти, – отчетливо сказал я, – если надумаешь пацанам голову дурит – по шапке получишь. Причем не так, как шпана щекочет, а по-настоящему! Не зайдёт ставка, значит не зайдёт, голову только не дури, а не первый раз на скачках.

– Да не вопрос, – журналист сделал обиженное лицо. – Я в жизни никогда никого не обманывал. Это не мой подход!

С этими словами он удалился в сторону кассы.

– Сеня, – обратился я к приятелю, – а сходи-ка в сторону кассы, присмотри за нашим пассажиром. Что-то у меня легкое беспокойство по поводу его нескромной персоны.

Сеня отправился вслед за нашим журналистом. Я стоял, задумчиво глядя на ипподром, и думал о том, как бы поблизости не оказалось кого-нибудь из наших динамовцев. Не хватало еще, чтобы Григорию Семеновичу доложили о том, что трое его боксеров ходили на ипподром играть на скачках! Ничего противозаконного в этом, конечно, нет, но возмущаться потом Семёныч будет полдня.

Кстати, о скачках! Забег уже начался, а ни Сени, ни нашего журналиста-кассира-игрока нигде поблизости видно не было.

– Слушай, – обратился я к Леве, – пойдем-ка сходим наших друзей у кассы проведаем.

– Зачем это?

– Да что-то их слишком долго нет, – объяснил я. – Тебе не кажется?

– Ну… там очередь же, наверно, – неуверенно предположил Лева.

– Ты чего, какая очередь? – покачал головой я. – Уже забег начался, ставки больше не принимаются! Те, кто там были, все давно уже здесь сидят!

– Ты думаешь, что он нашего Сеню… – начал было Лева.

– Я ничего не думаю, – обрубил я на корню такие предположения. – Просто странно, что их долго нет.

– Точно, – подскочил Лева, как будто очнувшись. – Что-то здесь не то. Пошли!

Сеню мы нашли аккурат возле кассы. Он растерянно всматривался то в одну сторону, то в другую, а увидев нас. скорчил такую печальную физиономию, что я моментально все понял.

– Ну что, проворонил Остапа Бендера? – спросил я.

Сеня грустно кивнул.

– Да он, понимаешь, – сбивчиво начал он, – сначала вон туда метнулся, я за ним. Ну, я спину только видел. А потом люди, толпа… и, в общем, я даже не знаю, в какую сторону он побежал.