Ольга Андреевна обворожительно щебетала, кокетливо заглядывая в глаза неожиданному гостю. Она была как всегда бесподобна. Богатое тёмно-малиновое платье, роскошь которого дополняла необыкновенной красоты брошь из червонного золота розового оттенка с драгоценными камнями в виде летучей мыши, длинные белокурые волосы, уложенные в сложную японообразную причёску. Весь её облик говорил о том, что и вдали от столиц можно не отставать от модных тенденций и оставаться истинной светской барышней. Но Михаэля её щебетанье сейчас только утомляло, и Петр Иванович, понимающий друга даже по взгляду, обратился к жене:

− Ольга, проверь, всё ли в порядке на кухне.

Перечить мужу Ольга Андреевна никогда не решалась и поэтому сразу удалилась. А Петр Иванович только деликатно поцеловал супруге руку на прощание.

− А что, Петя, такие причёски нынче в моде? – тихо спросил Михаэль, провожая взглядом Ольгу Андреевну.

− К сожалению, Михаэль, − с грустью ответил Петр Иванович, приглашая друга за бильярдный стол. – Нынче модно сочувствовать врагу, слать поздравительные открытки его императору.

− Невозможно передать, Петя, как тяжело воевать, когда у тебя в тылу царит такое предательство. Остаётся только догадываться, что это повлечёт за собой.

− Но не будем о либеральной элите. Будем уповать, что эти меньшинства – лишь временное явление.

− Верно, − поддержал друга Михаэль, разбивая пирамиду.

− Когда не стало Василия Саввича? – спросил он, переменив тему.

− На масленицу, царствие ему небесное! − ответил Петр Иванович, троекратно перекрестившись, глядя на образа.

− Жаль! Очень жаль! Он был хорошим человеком. А что внука его к себе забрал, правильно. Я знал Настю – с такой матерью ему было бы хуже.

− А знаешь, Егор моментально прижился в нашем доме. Особенно его полюбил Андрей. Теперь все его письма из Петербурга скорее адресованы Егору, нежели нам.

− Ничего удивительного, Петя, теперь у Андрея появился младший брат, − улыбнулся Михаэль.

− Верно-верно, − улыбнулся в ответ Петр Иванович. − Ну а ты, как я вижу, уже подполковник?

− Да, − застенчиво опустил глаза Михаэль, словно стесняясь своей успешной военной карьеры перед другом. − Но, к счастью, война закончилась, − с облегчением добавил он. − Хотя о Портсмунском мире я узнал уже в дороге.

− Ну что же, в газетах констатируют, что при поддержке Рузвельта Витте удалось добиться приличных условий мирного договора.

− Действительно? Как хорошо, что я не читал этих газет. Рузвельт тут ни при чём. Япония была слишком измотана войной и желала мира не меньше, чем мы. К концу войны японцы несли такие огромные потери, что активности уже не проявляли. Былого подъема у них уже не было. Япония была истощена. Исчерпала она и людские ресурсы. Представь себе: среди пленных нам встречались даже старики и дети. Я видел всё это собственными глазами. А то, что Россия уступила Японии южную часть Сахалина, арендные права на Ляодунский полуостров и Южно-Маньчжурскую железную дорогу, а также признала Корею японской зоной влияния, я бы приличными условиями не назвал. Этот «мир» даёт Японии право претендовать на звание великой державы.

− Но тем не менее, насколько мне известно, многие в Японии были не довольны мирным договором. Они ожидали получить больше территорий. Отчасти их притязания оправданны: первое время война проходила отнюдь не в нашу пользу, о чём в своё время говорил мне и ты. Посуди сам: ещё до официального объявления войны японские миноносцы атаковали корабли нашего флота в Порт-Артуре, чем на долгое время вывели из строя лучшие русские броненосцы и крейсер «Паллада», затем сражение при Мукдене, которое уже окрестили крупнейшим сухопутным сражением в истории. Наши войска за три недели потеряли почти девять тысяч человек и все равно оставили Мукден. И, невзирая на всё это, переговоры походили более на соглашение равноправных сторон, чем на договор, заключенный вследствие неудачной войны.