, поскольку Бог сказал ему: «В Исааке наречется тебе семя» (Быт 21. 12). Твердо помня это обетование, которое должно было исполниться через того, кого Бог повелевал убить, благочестивый отец и не усомнился, что ему может быть возвращен закланный, ибо он был и дан нежданном (Евр 11. 17–19). После того как Авраам услышал голос, запрещающий поднимать руку на Исаака, и увидел овна, запутавшегося рогами в кустах, закланием которого закончилось знаменательное кровавое жертвоприношение, он как пророк удостоился узреть Иисуса, увенчанного перед Своим закланием иудейским тернием.

Без такой всепоглощающей веры нормальному человеку было бы совершенно невозможно исполнить то, что совершил Авраам, когда положил дрова на плечи Исааку и, взяв огонь и нож, пошел на гору. Исаак называл его отцом, а он называл того сыном; в это время эти имена были действительными, но потом могли потерять значение. У человека в таком состоянии должны «распадать колена», сокрушиться члены, должен смутиться ум. Однако Авраам поднял и связал Исаака, и взял нож в правую руку, чтобы заклать сына своего. Божие повеление было могущественнее его сердца, и повинующийся повелению Авраам попрал природу. Только по этой причине у него не оцепенела десница, вооруженная против сына, не выпал нож из руки, он не ослабел весь и не изнемог, смог стоять и смотреть на связанного Исаака, ему продолжали служить нервы, оставался в действии ум и он не умер сам. Такой ценой Авраам со ступени полноценного нравственного служения в конечном итоге возвысился до ступени полноценной религиозности и первый из людей удостоился чести величаться другом Бога. Он чувствовал, как человек, но любомудрствовал, как любящий Бога[14].

Когда свыше нисшел голос, исполненный милости и человеколюбия, и удержал Авраама, Господь Исаака назвал отроком, хотя на горе Мория ему было 37 лет. Он его называет так уничижительно потому, что, хотя Исаак и был прообразом Христа, но при этом оставался человеком. Для спасения должен был быть предан закланию Сам Сын, а не прообраз, не ребенок, не раб, а истинный Сын Единородный, посланный к нам не от Авраама-отца, а от Отца Небесного. Преобразование завершилось, и дальше должна была последовать истина[15].

Скрывая свое намерение от рабов, оставленных внизу у горы Мория, Авраам пророчествовал то, что, возвращаясь с Исааком, теперь видел сам. Сказал он им не то, что имел в уме; но случилось так, как сказал, а не так, как он думал. Рабов он оставил для того, чтобы не быть принужденным поступить против воли Божией, чтобы они не помешали ему исполнить Божие повеление.

Еще раньше он скрыл свое намерение от Сарры, опасаясь, что она стала бы удерживать его и не дала бы увести сына своего, которого получила сверх чаяния, которого обрела за страннолюбие, которого Бог даровал ей в глубокой старости. Он опасался, что Сарра, женщина нежная и чувствительная, не смогла бы допустить, что Бог мог явиться Аврааму и потребовать сына, которого Он дал ей сверх чаяния; что Сам даровал и Сам отнимает, поскольку если Он дал его для того, чтобы отнять, то лучше было бы, если бы не давал, потому что не столько тяжело не иметь, сколько получить и потерять. Она стала бы возражать Аврааму и воспрепятствовала бы жертвоприношению, и таинство не совершилось бы. Она не могла бы допустить, чтобы сын, рожденный сверх чаяния, был умерщвлен, чтобы сын, дарованный ей в самой старости, был заклан, чтобы руки отца совершили детоубийство; не перенесла бы этого Сарра, но произвела бы великую ссору с Авраамом, а за ссорой неизбежно последовала бы какая-нибудь хитрость, а хитрость воспрепятствовала бы совершению таинства, после чего он больше не смог бы ее любить. Авраам не сказал жене, чтобы не потерять ее саму