– Для того он и наделил нас мозгами.

– Может, вы вообще не верите, что появление вселенной – дело Его рук?

– Я католик, мистер Бегей. На мой взгляд, именно Ему было угодно, чтобы произошел Большой Взрыв.

Бегей вздохнул.

– В общем, я уже сказал: говорильней мы сыты по горло. В пятницу мы приедем на столовую гору. Можете так и передать своей команде. А теперь, вы уж извините, у меня важные дела.

* * *

Форд подъехал на Болью к Полуночной тропе. Теперь он знал, что коню известно, как становиться на поразительно узкие уступы и в каких местах следует соблюдать предельную осторожность. Не было смысла взбираться наверх пешком – можно было не спрыгивать с мудрого коня.

Когда часом позднее они поднялись наверх, Болью, мечтавший поскорее вернуться в конюшню, перешел на рысь. Испуганный Форд вцепился в луку седла, радуясь, что вокруг никого нет и никто не видит его дурацки растерянную физиономию. Около часа дня впереди показался Накай-Рок и невысокие холмы, окружавшие долину. Въехав в тополиную рощу, Форд услышал громкий смех и заметил человека, шагавшего размашистыми шагами от «Изабеллы» к домикам.

То был программист Волконский. Его длинные жирные космы трепал ветер. Он выглядел взбешенным, но в то же время скалил зубы, надрывно хохоча, точно сумасшедший.

Форд остановил Болью, спрыгнул на землю и поставил коня так, что тот преградил собою путь Волконскому.

– Привет.

– Прошу прощения, – проворчал программист, пытаясь обогнуть Болью.

– Хороший денек, не находишь? – как ни в чем не бывало спросил Уайман.

Волконский резко затормозил и уставился на него, содрогаясь от яростного веселья.

– Спрашивать, хороший ли день? Я отвечаю: просто потрясающий.

– Что-то случилось? – поинтересовался Форд.

– А тебе какой дело, мистер антрополог? – Волконский запрокинул голову и оголил темные от курения зубы в неестественно счастливой улыбке.

Форд приблизился к нему настолько, что мог дотронуться до него рукой.

– А выглядишь ты так, будто для тебя этот день один из худших.

Волконский наигранно по-товарищески положил руку на плечо Форду и подался вперед. Форда окутало мерзкое табачно-перегарное облако.

– Раньше я переживать. А теперь все о’кей. – Волконский подался назад и вновь разразился диким хохотом; на его небритой шее заходил ходуном кадык.

Сзади послышались шаги. Волконский резко выпрямился.

– А-а, Петр, – сказал, приблизившись, Уордлоу. – И Уайман Форд… Доброго здоровья. – Он произнес последние слова учтивым голосом, но со странной иронией.

Волконский вытаращил глаза.

– Ты из Бункера, Петр? – Казалось, вопрос Уордлоу таит в себе некую угрозу.

Волконский снова оскалился, как ненормальный, но его взгляд изменился. Наполнился тревогой. Или же страхом?..

– Судя по записи в журнале, ты пробыл там всю ночь, Петр, – продолжал Уордлоу. – Я всерьез за тебя волнуюсь. Надеюсь, ты сейчас же отправишься спать.

Волконский, не ответив ни слова, обошел коня и продолжил путь.

Уордлоу повернулся к Уайману и спросил таким тоном, будто не произошло ничего из ряда вон:

– Прекрасный денек для прогулки верхом.

– Мы как раз об этом разговаривали с Петром, – бесстрастно сказал Форд.

– Куда ты ездил?

– В Блэкхорс. Поговорить со знахарем.

– И?..

– Поговорил.

Уордлоу покачал головой.

– Этот Волконский… вечно из-за чего-нибудь на взводе. – Он уже сделал шаг вперед, но вновь остановился и спросил: – Вы больше ни о чем… не разговаривали?

– Что ты имеешь в виду? – спросил Форд.

Уордлоу пожал плечами.

– Не знаю. Наш программист немного… неуравновешен. Мало ли чего… мог брякнуть.

Форд проследил, как спец по безопасности, засунув ручищи в карманы брюк, уходит прочь по тропе. Он, подобно всем остальным, тоже был на грани срыва, однако лучше других скрывал это.