– Я просто… э-э…

Пия замолчала. Что, собственно, она могла сказать?

«Я просто решила немного пошутить, потому что ваш коллега самым бесцеремонным образом не замечал меня»? Нет, это не годится. Пия подняла тарелку с печеньем, словно делая подношение в храме бога «Забудьте Ту Глупость Которую Я Только Что Сказала».

– Я принесла вам печенья. В благодарность.

Гриффин слегка наморщил лоб, и Пия поняла, что он не помнит, кто она такая. О, черт побери все на свете! Ведь прошло всего три с половиной часа после того, как он снял Хлою с дерева, а он уже успел все забыть! В четвертый раз. Отлично. Вот уж полное и вполне характерное позорище. Надо было просто оставить здесь эту дурацкую тарелку с глупой запиской и уйти в танцевальный класс до того, как…

– Ну да, конечно, – сказал наконец Гриффин, и смущение исчезло с его лица. – Вы моя соседка. У вас скотчтерьер Хлоя, которая считает себя кошкой.

Он немного помолчал, а потом добавил с легким смешком:

– Пия.

– Да, мы с Хлоей хотели поблагодарить вас. – Пия показала на завернутую в алюминиевую фольгу тарелку, стараясь не покраснеть в очередной раз, теперь уже из-за того, что он ее вспомнил. – Мы испекли шоколадное печенье. Ну, вообще-то я его пекла. А Хлоя и Макс выпрашивали по кусочку.

– Макс – это настоящий кот?

Пию снова окатила волна глупейшего удовольствия оттого, что он все помнит.

– Да, верно. Он-то как раз и отличный спускатель с деревьев, и умеет забираться на них.

Ох нет. Неужели она снова сказала «спускатель»? Пия беспечно улыбнулась, надеясь, что Гриффин каким-то чудом не заметит, что она – самая круглая дура во всей известной части Вселенной.

– Вам бы никогда не пришлось спасать Макса.

– Ну, это не вызвало бы затруднений, мэм, – сказал Гриффин, делая вид, что прикасается к невидимой шляпе. – Это просто часть нашей работы.

– Ну а мы просто хотели вас поблагодарить, – сказала Пия, чувствуя, как ее затягивает в глубину голубых глаз.

– Спасибо, это очень мило с вашей стороны, мы тут очень любим вкусности, – улыбнулся Гриффин.

– Спасибо, – повторила Пия.

И только после этого заметила, что уже несколько раз поблагодарила его, а теперь уже благодарит за то, что он поблагодарил ее. Ну, черт…

– Ладно-ладно. В общем, оставляю вам печенье. А о тарелке не беспокойтесь. Она старая. Можете ее потом просто выбросить. Или сохранить. Или сделать с ней что угодно.

Ох боже… Она бормочет всякую ерунду!

– Ну, еще раз спасибо. Желаю вам не подвергаться опасности.

Пия бойко отсалютовала Гриффину и рванулась к двери.

Малотиражный кремовый «форд тандерберд» служил Пие самым настоящим убежищем, и аналогию эту она считала вполне удачной, ведь ее умению общаться с людьми мог позавидовать разве что Квазимодо. Она захлопнула дверцу и прижалась лбом к рулю.

– Я ему отсалютовала, – несчастным голосом пробормотала она. – Нет, меня действительно нельзя выпускать на люди без присмотра.

Танцевальный класс, бывший для Пии еженедельным спасением от всех горестей и разочарований мира уже двадцать пять из ее почти тридцати лет, на этот раз не оказал обычного магического воздействия. Пия чувствовала себя вялой, и мадам Рингуотер, ее многоопытная преподавательница искусства балета, была вынуждена довольно резко напомнить Пие, что та пропускает основные движения. Дважды!

А Пия все продолжала думать о Гриффине.

Она понимала, что это глупо, по-детски, безосновательно, но ничего не могла с собой поделать. Она целый год страдала, глядя на Гриффина издали, а в итоге это привело к полной и окончательной катастрофе.