Лейтенант никак не мог прийти в себя и взять командование. Бойцы тупо бродили вокруг разбитого эшелона, не зная, что им делать. Я просто сидел на какой-то деревяшке и наблюдал за всем происходящим. Станция странная, одна платформа, и все. Никаких тут вокзалов не было, о чем вы, обычный такой полустанок. Так как нам не сообщали, куда везут, все были в растерянности от того, что никто не знал, что делать. Куда идти, как быть с ранеными? Полная задница.

– Товарищ командир, что делать-то? – наконец, нашелся кто-то и обратился к лейтехе. Поглядев в ту сторону, с удивлением увидел Пашку-студента. А я ведь грешным делом думал ему хана, – оказывается, живой.

– Я не знаю, бойцы. Нас вроде должны были встретить, а никого нет… – Лейтеха мальчишка совсем, чуть старше нас. Разве так отвечает командир?

– Так уходить надо, вдруг фашисты снова прилетят! – Пашка продолжал доставать командира. Вряд ли фрицы прилетят вновь, чего им тут делать? Специально лететь, чтоб добить два десятка оборванцев? Делать им больше нечего. Была крупная цель, они ее уничтожили, так что да, вряд ли полетят.

– А куда? – ничего лучше не нашел, чем спросить, лейтеха.

– Нужно добраться до ближайшей части, – в разговор вступил политрук.

– А где она, ближайшая часть? Вы вообще тут кого-то видите? – у лейтенанта началась истерика. А политрук молодец, соображает.

– Товарищ лейтенант, возьмите себя в руки…

– Да пошел ты, умный, что ли? Куда идти? К немцам? Мы ж не знаем, кто и где. Посмотри, что осталось от эшелона, ни бойцов, ни пушек. Кому мы нужны сейчас?

– Успокойтесь, товарищ командир, на вас бойцы смотрят, – на удивление спокойно ответил политрук. Он мне нравится все больше.

– Товарищ политрук, – решительно встал я и подошел к политработнику.

– Да, боец?

– Красноармеец Некрасов, заряжающий третьего орудия…

– Говорите, товарищ Некрасов.

– А у командира разве карты нет?

– Товарищ лейтенант, у вас есть карта? – тут же переадресовал вопрос командиру политрук.

– Наверное, – осекся тут же лейтеха. Начал хлопать рукой по планшетке и вскоре извлек на свет карту.

– Так посмотрите, у вас же должна быть обозначена хотя бы та часть, в которую нас везли. Это должно быть где-то рядом, ведь лошадей у нас нет, как бы мы орудия доставили на место?

Лейтеха стал долго что-то искать на карте, но толку не было. Политрук подошел к нему и склонился над картой. Видимо, быстро сообразил, потому как что-то шепнул на ухо командиру.

– Нужно идти в полк, – вообще без уверенности в голосе произнёс лейтенант.

– А как же раненые? – спросил опять студент, чего-то он разговорился. – Да и убитых бы надо похоронить…

Следующие три часа мы усердно копали землю и хоронили наших однополчан. Я все это время только и думал о том, сколько вот так людей закопают на этой войне. Это же потенциальные пропавшие без вести. Если документы, которые, опять же только с подачи политрука, начал оформлять командир, потеряются, кто узнает об этих бойцах и командирах? Господи, сколько же людей… Никогда, наверное, не смогу привыкнуть. Все время себя сам же одергиваю, знаю же, что погибнет в войну очень много, а осознать все никак не могу. Для меня прямо сейчас и один убитый – это много, а уж больше…

После похорон убитых политрук собрал команду из четверых бойцов и направил собирать все ценное, что осталось целым после бомбежки. Собрали несколько винтовок, патронов в подсумках, снятых с убитых. Еды не было, воды тоже, да ничего не было, если так разобраться. Теперь встала новая проблема. Как мы должны были тащить пушки, я так и не понял. Идти нам километров десять, если верить лейтенанту, а как нести раненых? Поискав в округе, нашли остатки брезента, которым были укрыты орудия. Сами-то пушки перекорежены, просто куски металла, а вот брезент слетел, видимо, теперь пригодится. Спустились с насыпи к роще, что стояла неподалеку, и нарубили толстых сучьев для носилок. Хреново было тем, что раненых около тридцати человек, а нас-то двадцать семь. Как утащить такую прорву народа, я не представлял. Выручил всех политрук.