Но с виду и на самом деле – разные вещи, правда? И кто наверняка знает секреты брака?
Тедди полюбил Нэнси еще с раннего отрочества, но это была другая любовь – возвышенная и чистая, по-детски невинная. Ибо теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло.
– Важно вот что, – продолжила Урсула. – Каково тебе будет, если ты на ней не женишься?
Так что да, решил Тедди, конечно, надо жениться на Нэнси. Они переедут в красивый пригород, непременно заведут детей, он будет работать, причем работать в банке, и когда-нибудь сотрудники, вероятно, его зауважают, как уважают его отца. А может, этого и не случится.
Не только жена – даже острое лезвие может затупиться от брака. Будущее почему-то виделось ему клеткой. Но разве сама жизнь – не ловушка, только и ждущая, как бы за тобой захлопнуться? Напрасно он вернулся из Франции. Вместо того чтобы слоняться где попало и мнить себя поэтом, лучше было бы сразу объявить себя искателем приключений и отправиться на Восток или на окраины империи – хотя бы в Австралию. Куда-нибудь в дикую глушь, где только и можно стать настоящим мужчиной, а не истуканом, которого лепят из тебя окружающие. Но сейчас уже поздно. Пускай теперь его закаляет не география империи, а громада войны.
К этому времени они уже дошли до луга, где паслось молочное стадо. Тедди сорвал несколько длинных травинок и попытался привлечь внимание коров, однако те, едва удостоив его косыми взглядами, остались совершенно безучастны. Тедди закурил сигарету и прислонился к изгороди. Гарри, тяжело дыша от усталости, неуклюже распластался на земле. Тедди наклонился и потрепал пса за мягкое ухо:
– Бедняга!
Мысли Тедди сейчас занимал отец. В коридорах банка они с ним никогда не сталкивались, но Хью время от времени приглашал его пообедать в своем клубе на Пэлл-Мэлл. В бесстрастном мире финансов Хью чувствовал себя как рыба в воде, но для Тедди это отупляющее однообразие порой превращалось в сущую каторгу.
Отец, конечно, скоро уйдет на пенсию, будет возиться в саду, дремать над страницами журнала «Уизден» – в саду или в «роптальне» – и действовать на нервы Сильви. Всего лишь год спустя его так и нашли: в садовом кресле с раскрытым журналом на коленях. Он уснул. Навеки. Но даже такая – наиболее, казалось бы, благостная – кончина раздосадовала Сильви:
– Он попросту исчез, не сказав ни слова! – жаловалась она, как будто муж чего-то ей недодал. Возможно, так оно и было.
«Папа никогда не суетился», – напишет Урсула Тедди в Канаду на тонкой голубой папиросной бумаге, с въевшимися кляксами в тех местах, куда, видимо, падали капли чернил.
Тедди затушил окурок о подошву ботинка и позвал пса:
– Пойдем, Гарри, шевелись, а то без обеда останемся.
Гарри его не услышал; не шевельнулся он и тогда, когда Тедди легонько его подтолкнул, испугавшись, что совсем загнал беднягу. Может, от пса и остался один мешок с костями, но тяжеленный, и Тедди был совсем не уверен, что сумеет дотащить на руках до дому бездыханную собаку, хотя куда деваться: нужда заставит. К счастью, Гарри, сделав героическое усилие, поднялся на все четыре лапы и медленно побрел вместе с Тедди к дому Нэнси.
– Ой, не заходи, не заходи! – воскликнула миссис Шоукросс, увидев, как Тедди идет к черному ходу ее дома, и даже замахала на него полотенцем, словно отгоняла муху.
Нэнси приехала домой на летние каникулы, но слегла: оказалось, у нее коклюш («В моем-то возрасте!»); от нее не отходила миссис Шоукросс, знавшая, что Тедди, как и ее дочь, в детстве не переболел коклюшем.
– Я не допущу, чтобы ты заразился, – сказала она. – Взрослые переносят эту болезнь чрезвычайно тяжело.