«Красивый цвет, – задумчиво отзывается Легион, вспоминая позолоченные стены и мраморные полы “Беллерозы”, парадную лестницу и обнаженных дам. – Красивый… бордель?»

«Да. Это сиськи».

Они прижимаются ближе, зачарованно вслушиваясь в каждое имя, изучая каждое воспоминание. Но не Этьен. Он отделен от других, но его присутствие ощущается уже слабее. Оно поблекло. Он забыл свое имя, и я напомнила ему об этом. Я буду и дальше напоминать.

«Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль. А это Этьен. Ты Этьен».

«Я Этьен», – едва слышно шепчет он.

«Мы тоже когда-то надеялись». – Легион обвивается вокруг него, но не чтобы приободрить, а чтобы утешить.

Они видят лишь один исход происходящего, но я не согласна. Я не принимаю его. Я вспоминаю аромат кондитерской Пана, сливки в булочках. Ветер в волосах, когда я прыгаю с крыши на крышу. Первые рассветные лучи на щеках.

«Надежда не важна».

«Нет ничего важнее надежды, – яростно возражаю я. – Надежда не какой-то недуг. Это исцеление».

Они обдумывают мои слова, но их замешательство и маловерие пропитывает тьма. Я не позволю ей осквернить мои мысли.

«Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль. Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль».

Местами тьма начала просвечивать, и я вижу проблески… Николины. Ее воспоминания. Они скользят по теням, лоснящиеся и яркие, словно масло на воде, и сливаются с моими воспоминаниями. Тут обрывки колыбельной. Там рыжие волосы и теплые руки, скрытая улыбка и отзвук смеха. Искреннего смеха, а не того жуткого и фальшивого, которым она смеется сейчас. Тепло окутывает это воспоминание. Это ведь не ее смех. Смеется кто-то другой, кто был ей некогда дорог. Сестра? Мать? Бледная кожа в веснушках. А… возлюбленная.

«Рид, Коко, Бо, Ансель…»

Меня охватывает ужас. Кого-то не хватает, да? Я забыла… кого я забыла?

«Надежда не важна», – скорбно напевает Легион.

«Я Этьен», – выдыхает он.

В ответ тьма расступается, открывая взору храм Шато ле Блан. Но вот здесь… я никогда не бывала. Из храма вниз по склону горы рекой течет кровь, обагряя волосы и платья павших ведьм. Мне никто из них не знаком. Лишь одна.

Николина стоит посреди поляны, с ее рук и изо рта капает кровь.

«Боже мой».

Никогда прежде я не видела такой бойни. Никогда прежде я не видела столько смертей. Смерть пронизывает все, каждую травинку и каждый блик лунного света. Она витает словно болезнь, плотная и мерзкая, забивается мне в нос. Николина же наслаждается ею. Ее глаза сияют серебром. Она смотрит на Ля-Вуазен, которая спускается вниз от алого храма. За собой она тащит связанную женщину. Лица женщины не разглядеть. Неясно, мертва она или нет.

В ужасе я пытаюсь разглядеть больше, но тьма снова возвращается, и знакомый голос скользит у меня по спине.

«Ты боишься смерти, мышка?»

Я не отшатываюсь и повторяю имена.

«Рид, Коко, Бо, Ансель… – Затем: – Все боятся смерти. Даже ты, Николина».

Ее призрачный смешок отдается эхом.

«Если ты не можешь справиться с таким простым страхом, Лё-Меланколик ты не переживешь. О нет. Наш муж хочет крестить нас, только он не понимает. Не осознает. Наша хозяйка остановит его».

Вспыхивает образ дракона – он появляется и в тот же миг исчезает. Я не успеваю его разглядеть.

«А если и нет, то воды бегут, бегут и бегут, и они там под воду уйдут, уйдут и уйдут».

Между нами повисает изумление и недоумение. Лё-Меланколик? Я напряженно пытаюсь вспомнить это название, но тьма, кажется, лишь сгущается вокруг него. Оно мне знакомо. Точно. Я просто… не могу вспомнить откуда. И снова меня охватывает ужас. Нет. Я не поддамся ему. Я гневно отталкиваю тьму прочь.