Хан отвечает:

– Не вижу перед собою Богородицу, вижу перед собою твоего названого брата. Кто он таков, чтобы на него надеяться? Выиграл твой Добрыня у меня в кости. Попал стрелой в золочёное колечко. Поглядим теперь, как он справится с моей несметной силой.

Кликнул хан Батур своих слуг – набежала их несметная сила. Вспомнил Добрыня про маменькин подарочек: вытащил платок, взялся им тереть бело лицо да могуче плечо. Стало силы у него вдвое больше прежней. Схватились с ним три половчанина: Добрыня первого пополам разорвал, второго растоптал, а третьего дёрнул за ноги и начал им остальных поколачивать. В одну-то сторону идёт – делает улицу, в другую – переулочек. И Василий Казимирович в стороне не остался: не попалась Василию под руку острая сабля, не попалось мурзамецкое копьё, а попалась белодубовая ось семи сажен.

Собака-хан испугался. Зарычал, закричал зычным голосом:

– Вы оставьте мне хоть на приплод моих верных слуг! Оставьте их хоть на семена!

Молодцы его не слушают – знай себе изводят половецкое племя.

Взвыл тогда Батур Батвесов. Поклялся собака:

– Я отдам дань князю Владимиру! Пошлю ему сорок телег красного золота, сорок телег чистого серебра, сорок телег скатного жемчуга, да ещё в придачу к тому сорок сороков ясных соколов, сорок сороков чёрных соболей, сорок сороков гончих псов и вдобавок сорок сивых жеребцов.

Здесь два названых брата его послушались, бросили изводить половецкое племя. Позвали свистом молодцы своих коней, вставали в гольяшные стремена, садились в черкасские сёдла и поехали в свою сторону. Долго ли коротко, приехали они к высокому княжьему терему на широкую улицу, входили в белокаменные палаты. Крест там клали по-писаному, поклон вели по-учёному: кланялись и Христу, и Божией Матери, Пресвятой Богородице.

Говорили они:

– Здравствуй, ласковый Владимир-князь! Будут тебе от хана Батура дани-пошлины.

Усадил их киевский князь на белодубовые скамьи за дубовые столы, налил зелена вина в чары в полтора ведра. Приняли молодцы чары одной рукой, выпили единым духом. Велит тогда Владимир слугам нести ещё и пьяного мёда, да вот только встают два названых брата на резвые ноги, низко хозяину кланяются.

Говорят Добрыня с Василием:

– Нам и тех чар, княже, от тебя довольно.

Говорит он таковы слова:

– Гости мои, князья и бояре, могучие молодцы, а не знаете ли вы где красной девушки, чтобы взять мне её в замужество?

Меж собой князья-бояре переглядываются: не знают они такой девицы, чтобы пришлась Владимиру по характеру.

Встал здесь на резвые ноги один молодец, Дунай Иванович:

– Знаю я такую девицу. Тебе, князь, будет она ненаглядной женой.

Князь спрашивает:

– И где же она проживает?

Отвечает Дунай Иванович:

– Служил я у черногорского короля: первый год был у него сокольничим, второй – конюхом, а на третий год – стольником. У того короля есть две дочери. Старшая ездит по чисту полю, зовут её Настасья Дмитриевна. А меньшую дочку зовут Апраксия – та дома сидит, она девица очень красивая и должна тебе, князю, понравиться. Я поеду, её посватаю. Только дай мне для такого дела надёжного товарища.

Говорит князь:

– Так и быть, Дунай Иванович, езжай от меня свататься к черногорскому королю. И дам я тебе в товарищи Добрынюшку Никитинца. С тех пор как уехал Илья Муромец в Святые горы, а Кожемяка ушёл кожи мять на светлое Белоозеро, нет у меня более верного дружинника.