Соломин сразу же перебил Пуцыну:

– Я из него лепешку сделаю! Для кого он и статский советник, а для меня обычный гешефтмахер. Сейчас надо поставить акцент на визит в наши края военного министра Куропаткина, отразите нерушимую мощь русских восточных твердынь, а относительно Японии дайте читателю понять: не посмеет!

Оставшись в кабинете один, Соломин взялся сводить счеты с Губницким, неприязнь к которому испытывал давно. Губницкий целых 30 лет управлял Командорскими островами, и за время его неусыпного «княжения» янки опустошили котиковые лежбища, облагодетельствовав алеутов скрипучими граммофонами, цветными рубашками ковбоев, одеколоном с неистребимым запахом псины и бутылками виски с очаровательным привкусом керосина. Губницкий с американского разбоя имел миллионы долларов, которые и рассовал по швейцарским и лондонским банкам. Теперь он барином проживал в Сан-Франциско, поговаривали, что в Россию уже не вернется, а в Петербурге не нашли никого лучше, назначив именно этого хапугу комиссаром русского павильона на Международной рыбопромышленной выставке.

Закончив писать и еще клокоча негодованием, Соломин кликнул секретаря, велел ему прочесть написанное:

– Гляньте, что у меня получилось.

Секретарь сказал откровенно:

– Вы напрасно так расчехвостили Губницкого.

– Разве он не заслужил этого?

– Но у Губницкого очень сильная рука.

– Рука… и какой же силы?

– Сам министр внутренних дел Плеве.

– Все равно, – распорядился Соломин, – спускайте статью в типографию, и пусть ее сразу же набирают…

Прибыла шанхайская почта. Из английской газеты, издающейся в Китае, Соломин установил, что Губницкий ведет в Токио странные переговоры: японцы договаривались с ним, чтобы в случае войны с Россией рыболовные промыслы в русских территориальных водах оставались нейтральными.

– Что за бред! – возмутился Соломин. – Они будут с нами воевать, а мы за это, как последние дураки, станем еще и рыбкою их подкармливать…

Секретарь редакции принес адрес-календарь служебных чинов империи и показал загнутую страницу:

– Вот, смотрите сами… Вы устроили Губницкому раскардаш, а он, оказывается, уполномоченный от Министерства внутренних дел и самого дальневосточного наместника Алексеева.

– Уполномочен? Ради каких же целей?

– Развития рыбных и зверовых промыслов.

– Точнее – разграбления их!

– Не спорю. Но здесь ясно написано, что Губницкий – один из директоров Камчатского торгово-промыслового общества.

– А я с Камчаткою дел не имею, – ответил Соломин и добавил с ухмылкой: – С Плеве тоже… избави меня бог!

Надев котелок, взял тросточку, проверил – есть ли в жилетном кармашке зубочистка.

– Пора обедать. Ну их всех к чертовой матери!

* * *

Андрей Петрович обедал на Протодьяконовской улице в ресторане «Боярин», стараясь заказать что-либо подешевле. Это значит: фазан (таежный), рыбка (сахалинская) и винцо (из дикого уссурийского винограда). Тут его перехватил знакомый штабс-капитан из Управления Приамурским краем.

– Хорошо, что я вас встретил, – сказал он. – Его высокопревосходительство спрашивал о вас.

– Не знаете зачем?

– Наверное, намылят, побреют и освежат вежеталем «Сюрприз». Вы навестите Андреева – он у себя в резиденции.

Соломин поднялся вверх по Муравьево-Амурской улице – на взгорье стоял большой кирпичный дом генерал-губернатора края. Звонкие апрельские ручьи неслись по бульварным канавам.

Андреев принял его радушно, начав с некоторой игривостью:

– Не хотите ли побывать в роли восточного сатрапа?

– Упаси бог! Зачем мне это нужно?

– Не отказывайтесь. Я предлагаю вам Камчатку.