– Может, они обнаружили, что я украла кирпич, – сказала Гретхен.

– В этом доме даже один день не могут вести себя вежливо, – проговорила мать и с видом мученицы пошла на кухню за кофе.

На лестнице послышались шаги Джордаха. И он вошел в комнату. Лицо его ничего не выражало.

– Том, спустись вниз, – сказал он.

– Не о чем мне разговаривать с Тинкерами, – сказал Томас.

– Зато им есть о чем с тобой поговорить.

Джордах повернулся, вышел из комнаты и спустился вниз. Томас передернул плечами. Он пощелкал пальцами, как делал обычно перед дракой, и пошел следом за отцом.

– Ты не знаешь, в чем там дело? – сердито нахмурив брови, спросила мать Рудольфа.

– Какая-то неприятность, – мрачно ответил он. Рудольф понимал, что теперь уж точно опоздает на свидание с Джули.

Тинкеры – один в синем костюме, другой в черной лоснящейся сутане – выглядели в булочной двумя воронами-стервятниками на фоне пустых полок и серого мраморного прилавка. Томас вошел, и Джордах закрыл за ним дверь.

«Придется мне его прикончить», – подумал Томас.

– Добрый день, мистер Тинкер. Добрый день, святой отец, – с открытой мальчишеской улыбкой поздоровался Томас.

– Добрый день, сын мой, – многозначительно произнес священник.

– Скажите ему то, что вы сказали мне, – потребовал Джордах.

– Сын мой, – повернулся к Тому священник, – нам все известно. Клод во всем признался своему дяде и поступил совершенно правильно. Признание ведет к раскаянию, а раскаяние – к прощению…

– Оставьте всю эту ерунду для воскресной школы, – оборвал его Джордах. Он стоял, прислонясь спиной к двери, точно боялся, как бы кто из них не убежал.

Том слушал молча. На губах его играла улыбка, как перед дракой.

– Это же позор, – сказал священник, – зажечь крест в день, посвященный памяти наших доблестных воинов, погибших в бою. В день, когда в моей церкви служили заупокойную мессу. При том, через какие испытания, через какую нетерпимость мы, католики, прошли в этой стране, какие предпринимали усилия, чтобы наши соотечественники приняли нас. И надо же, чтобы такое сотворили два мальчика-католика. – Он сокрушенно покачал головой.

– Он – не католик, – сказал Джордах.

– И отец его, и мать родились в лоне нашей церкви, – возразил священник. – Я навел справки.

– Говори, это ты сделал? – обратился к сыну Аксель.

– Я, – ответил Том. «Ну попадись мне только эта трусливая сволочь Клод», – подумал он.

– Ты представляешь себе, сын мой, – продолжал священник, – что будет с твоей семьей и семьей Клода, если станет известно, кто поджег крест в такой день?

– Нас выдворят из города, вот что будет! – возбужденно вмешался мистер Тинкер. – Твой отец не сможет даже бесплатно сбыть и буханки хлеба. В городе помнят, что вы иностранцы. Немцы!

– Ну, началось, – сказал Джордах. – Звездно-полосатый флаг – самый лучший!..

– Факты есть факты, – заметил мистер Тинкер, – и от них никуда не денешься. Больше того, если Бойлен узнает, кто поджег его оранжерею, он всех засудит. Наймет ловкого адвоката, и тот докажет, что эта старая оранжерея была самой ценной недвижимой собственностью отсюда до Нью-Йорка! – Он потряс кулаком перед носом Томаса. – У твоего отца и двух пенни в кармане не останется. Вам с Клодом что, вы несовершеннолетние. Это мы с твоим отцом будем расплачиваться за все! Сбережения всей нашей жизни…

Томас видел, как отец судорожно сжимает кулаки, точно хочет схватить его за горло и задушить.

– Успокойся, Джон, – сказал священник Тинкеру. – Зачем расстраивать мальчика еще больше? Будем надеяться, что его здравый смысл спасет нас всех. – И, повернувшись к Тому, добавил: – Не стану тебя спрашивать, какой нечистый тебя попутал подбить нашего Клода на это богомерзкое дело…