«Наряжаться» в добродетель нормально. Гамлет говорит, что это не лицемерие. Таким способом мы усваиваем добродетель:

«Привычка» – то есть повторяющиеся поступки, которые оставляют свой отпечаток на нашей психике и на поведении, – может разрушать, она может обрести такую сильную власть над жизнью, что сердце перестает чувствовать. Но эту же «привычку» (или «обычай») можно использовать для блага, и тогда она помогает нам облечься в добродетель, которая изначально нам не свойственна, но со временем становится естественной. Это средство, говорит Гамлет, позволяет достичь чудесных результатов. Таким образом, здесь Гамлет решительно отметает аргументацию Лютера. Шекспир через слова своего героя вносит здесь вклад в продолжительные и сложные споры между теми, кто считал, что добродетель вполне сочетается со здравым христианским учением, и теми, кто видел в ней языческое представление, которое христианин должен отвергнуть.

Об этом много размышляли самые великие христианские умы – в частности, Августин в VI веке и Фома Аквинский в XIII веке. Они, вместе с рядом не столь знаменитых мыслителей, незримо присутствуют во всех подобных дебатах. Однако почему-то в этих спорах люди достаточно редко обращаются к самому Новому Завету. Можно ли относиться к следованию за Иисусом и к его призыву «искать прежде Царство Божие» (Мф 6:33) как к пути добродетели? Или насколько понятие «добродетель» соответствует «Евангелию благодати Божией» Павла (Деян 20:24)? И почему сам Павел, который достаточно хорошо знал культуру и философию своего времени, никогда не употреблял слова aretê – которым в том мире чаще всего называли добродетель? Но почему тогда в самые ключевые моменты он говорил о важности развития и формирования христианского характера?

Если последнее вызывает у кого-то сомнения, давайте в этом разберемся, прежде чем мы перейдем к другим вопросам. Когда апостол Павел говорил: «Если законом оправдание, то Мессия[7] напрасно умер» (Гал 2:21), – он напоминал об одном ключевом принципе. Какие бы слова и термины мы ни выбирали, говоря о том великом даре, который единый истинный Бог даровал своему народу в Иисусе Христе и через него («спасение», «вечная жизнь» и так далее), этот дар остается именно даром. Мы никогда не можем его заработать. Мы не можем сделать Бога нашим должником, мы всегда будем должны Ему. Все, что я буду говорить о нравственной жизни, нравственных усилиях, о сознательном отношении к нашему поведению, должно звучать исключительно в контексте благодати – той благодати, которая воплощена в Иисусе и в его смерти и воскресении, благодати, которая действует, когда кто-то, исполненный Ауха, возвещает Благую весть, благодати, которая через Святого Духа продолжает действовать в жизни верующих. Нельзя сказать, что Бог сделал часть работы для нашего спасения, а мы должны выполнить все остальное. Нельзя сказать, что мы сначала получаем оправдание по благодати через веру, а затем самостоятельно беремся за завершение начатой работы и без посторонней помощи стремимся жить святой жизнью.

Более того, если мы попытаемся сделать Бога нашим должником, постаравшись стать «достаточно хорошими для Него» (что бы это ни значило), ситуация станет еще хуже. Сегодня мы все прекрасно понимаем одну ужасную истину: самые мерзкие, самые бесчеловечные и жестокие дела совершают люди, которые действуют во имя «религии». Конечно, религия здесь часто служит прикрытием, оправданием насилия, за которым стоят иные причины и мотивы, но это только подтверждает справедливость того, что я сказал. Когда кто-то утверждает, что «Бог на моей стороне», он уже не связан никакими нравственными ограничениями. И даже если человек, который стремится показать Богу, насколько он хорош, не набрасывается на других людей, он, вероятнее всего, станет невыносимо самодовольным человеком. Каждый из нас предпочел бы жить среди людей, которые ясно понимают, что они недостаточно хороши для Бога, но смиренно благодарят Бога за то, что Он все равно продолжает их любить, а не среди людей, которые глубоко уверены в том, что соответствуют Божьим стандартам, и потому могут смотреть на других с высоты своего морального пьедестала.