Шагаю навстречу.

Серия не слишком сильных (дабы не убить) ударов отбрасывает двух самых ретивых отдыхающих на ровно подстриженную травку газона. Один наглухо вырублен, второй вяло шевелится в кустах хризантемы.

И тотчас краем глаза подмечаю резкую перемену: скорость наступления противника падает; тупая злоба уступает место осмысленной опаске…

Короче, когда пятеро оставшихся в строю бойцов все поняли, у них был такой ужас на лицах, что если их сфоткать, то их изображениями смело можно пугать нечисть.

К тому же в тылу робкие женские голоса переросли в откровенно громкие визги с требовательными возгласами прекратить рукоприкладство и разойтись по разным углам ринга.

Ожидаемая реакция. Я бы на месте не окрепшего духом младого поколения тоже засомневался в исходе сражения, завидев перед собой двухметрового дядю весом сто десять килограмм. Причем вес этот сконцентрирован не там, где у многих болтается брюхо, а равномерно распределен по телу в виде рельефных мышц.

Конфликт угасает сам собой. Сумевшие обуздать свои эмоции парни оттаскивают с поля боя раненых; я возвращаюсь к Эльвире.

Яркое солнечное утро. Легкий бриз и ласковый шелест волн.

Нас трое: Эльвира, Яшка и я. Дельфина нет, как и надежды на его появление. Мы успели разок искупаться; лежим, пытаемся согреться в холодных лучах низкого утреннего солнца. И в несерьезной манере рассказываем друг другу о личной жизни. Причем генерирует данную тему Эльвира, а я лишь пытаюсь шутливо отбиваться.

– …Да ладно, надо веселее и проще смотреть на жизнь, а не заморачиваться на условностях, – подначивает меня девушка.

Улыбаюсь и я:

– Интересно, где и при каких обстоятельствах ты вывела эту теорию?..

…Прощаясь вчера, мы договорились с Эльвирой встретиться в девять утра на том же месте. В восемь сорок пять я уже торчал неподалеку от длинного рыбацкого пирса и очень удивился, увидев Яшку, уверенно ведущего за руку девушку. Признаться, я ожидал, что ее привезет мама, а тут… В общем, молодой орангутанг здорово вырос в моих глазах.

– Где и при каких обстоятельствах? – смеется она. – Когда поступала на зооветеринарный факультет, пришлось заполнять кучу заявлений, анкет, подписных листов и прочей лабуды, которые мне зачитывала подруга. Почему-то подумалось: половину из них никто и никогда не прочитает. Помню, в одной анкете был вопрос: «Расскажите о себе».

Незаметно усмехаюсь: ну-ка, ну-ка? И что же ты ответила?

– Недолго думая, я написала: «Пацифистка. Без ума от пломбира в шоколаде». И буквально через пятнадцать минут беседовала с каким-то серьезным дядечкой по поводу этих строк.

Не могу удержаться от смеха. Ей богу, мне начинает нравиться ее свободолюбивый ум и независимый характер.

– А что ему не понравилось? Пломбир или ненависть к войне?

– Кто ж их, больных, разберет? Им доктор нужен. Настоящий человеческий доктор.

– Это точно…

Около одиннадцати Яшка вдруг перестал лопать мороженое и заволновался.

Приподнимаюсь на локте и смотрю туда, куда указывает длинная рука, покрытая редкой рыжей шерстью.

Медленно взрезая зеленоватую воду, к берегу приближается спинной плавник афалины.

– Эльвира, приготовь шприц побольше.

– Он приплыл?! – оживает она.

– Приплыл. Но опоздал, негодник…

Яшка забирается на руки к Эльвире, и мы заходим с ней в воду по пояс – встречаем пациента. Подплыв, тот трется боками о наши ноги, подставляя черную блестящую спину с острым плавником. Круглая ровная дырка посередине плавника по-прежнему привлекает мое внимание. Эльвиру я вчера успокаивал, придумывая какие-то нелепицы о торчащей из дна арматуре, однако самому мне мало верится в эту чушь.